Пустынная дорога смерти. Наталья Михайловна Савельева
и пусты, как серое, свинцовое небо. В них нет Бога, которому они так пылко и жарко молятся, прося о пощаде и щедрости. Бог суров, он глух к их мольбам, дрожащим на осквернённых ложью, гнилых устах. Наверное, самый главный порок современного общества – это холодное и пугающее безразличие. Мы не смотрим на проблемы других вечно играя однообразную лицемерную роль сострадания. Чужие проблемы для нас – это чёрно-белая кинолента с неинтересным, но трагичным фильмом.
Осень всегда была для них с сестрой волшебным временем, когда рыжие, пожухлые листья опадали с деревьев и начиналось медовое время сказок. Теперь её гроб засыпали чёрной, тяжёлой землёй, комья которой, падая на деревянную крышку гроба, издавали звуки, схожие со звуками биения чудовищного сердца пустоты. О, как печальны и старинны напевы этого призрачного пульса тишины и забвения! В тот день в душе Дина умерла вера. Вера в мир, людей, человеческие чувства и Бога.
Уже давно он не вспоминал эти ужасные страницы своей жизни. Они словно бы стёрлись из его сознания. Он чувствовал, что не может вспомнить нечто важное, являющееся ключом к разгадке какой-то страшной тайны. Этот момент его жизни всё время ускользал от цепких пальцев воспалённого бессонницей, жадного сознания. Он вспомнил, что сестра часто в шутку называла его Динго, когда они играли в прятки или искали приключения и странности в тенистом лесу. Самые близкие друзья матери считали их детьми осени из-за глубоких, печальных глаз, цветом напоминающих октябрьское небо, затянутое тучами, и пшеничных, непослушных волос. Зачем память сыграла с ним такую злую шутку? Ему приснился кошмар, который казался до боли реалистичным и от которого он в ужасе проснулся. Больше уснуть Дин не мог. Непрошенные воспоминания вернулись к нему, моменты давно забытого, болезненного прошлого, заставляя погрузиться его с головой в омут скорби и страдания.
Ему снилось скованное причудливой, неживой дремотой и мглой кладбище Сансет Хоррор. Он блуждал средь поросших сорняками и лишайником могил из которых валил причудливыми клубами густой, непроницаемый туман, символ смерти и тайны, и где-то глубоко в его загадочной пелене выли пробудившиеся мёртвые, щёлкая истлевшими и обросшими мхом костями. За каждой могильной плитой замерли духи в чёрных, струящихся мантиях с капюшоном. В их руках дрожали, извиваясь язычки пламени чёрных, коротких свеч. Глаза их сияли синим, неживым огнём, обжигающим душу запредельным великим холодом. Он шёл всё дальше, мимо их жутких, полных густой злобы, взглядов. Черепа скалились и сквозь молочную мглу их пустые глазницы ловко выхватывали из тьмы каждое движение Дина, будто пронзая смертью жизнь. Где-то в тумане плясали танец смерти древние, безымянные демоны, но Дин шёл вперёд, без цели и смысла, не чувствуя страха. Наконец он остановился прямо перед величественной, огромной статуей Азраила. У ног его росли чёрные и синие, нежные розы. Неожиданно на ней начали появляться трещины, из которых сочилось густое, синеватое