Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время. Семен Ефимович Резник
то, что ускользало от его коллег!
В одном из его писем к «милой Леночке» есть примечание: «По Оствальду, люди науки делятся на романтиков, увлекающихся, порывистых, быстро переходящих с одной темы на другую, быстро реагирующих. И на классиков, выдержанных, стойких, медленно реагирующих, настойчивых. Мне хотелось бы относить себя к последним, хотя, м. б., я и ошибаюсь».
Он был, конечно, классиком, ибо превыше всего ценил факты, эксперименты и с большой осторожностью подходил к обобщениям. Так его воспитали. В Петровке – Прянишников и Рудзинский. В Петрограде – Регель и Ячевский. В Лондоне – Бэтсон. Так его воспитала научная атмосфера начала XX века, когда в биологии утверждалось экспериментальное направление. Но по натуре он был романтиком. Порывистым, увлекающимся, нетерпеливым, способным к смелым интуитивным догадкам.
Но одной романтичности было мало – нужны были его широкие горизонты. Во всем мире ученые специализировались на пристальном изучении узкого круга явлений и объектов. Не случайно Роберт Эдуардович Регель провозглашал анафему энциклопедизму и косо поглядывал на практиканта, желавшего объять необъятное. Зато впоследствии, предлагая Вавилова на должность своего помощника, Регель ставил ему в заслугу «обширную эрудицию» естественника, совмещаемую с «образованием агронома», что «на деле встречается столь редко среди современных все более специализирующихся ученых».
Узкий специалист не мог открыть закон гомологических рядов.
Его не мог открыть чистый систематик – слишком увлекались систематики разделением растений, да и малый круг объектов был в поле зрения каждого из них. Его не мог открыть чистый эволюционист – слишком общи представления эволюционистов о разнообразии мелких систематических форм. Его не мог открыть чистый генетик, работающий с небольшим числом наиболее удобных биологических объектов (вроде плодовой мушки дрозофилы). Его не мог открыть чистый классик – слишком велико было у классиков недоверие к романтическим обобщениям.
Николай Вавилов был систематиком.
Был генетиком.
Был эволюционистом.
Был классиком по своему научному воспитанию и романтиком по натуре.
Он жадно насыщал себя знаниями. И как кристаллики соли выпадают из перенасыщенного раствора от незначительного толчка, так соударение разных биологических дисциплин друг с другом и с его интуицией привело к «выпадению в осадок» теории гомологических радов, кристаллически чистой и ясной.
Как заметил Н.В.Тимофеев-Ресовский, «обыкновенно человек, накапливая по какому-нибудь вопросу в какой-нибудь области материал, накопив этого самого материала достаточное количество, в конце концов более или менее тонет в этом материале. Материал его захлестывает <…>. И вот изредка встречаются люди, которые в материале, сколь бы огромен он ни был, не тонут. И вот этим свойством обладал в яркой, ярчайше выраженной степени, Вавилов. Он обладал талантом сбора огромного материала и приведения