Взятие. Русь началась с Рюрика, Россия началась со взятия!. Сергей Валерьевич Соколов
существ. В руках некоторых из них были луки, у других подобия пик, у третьих – топоры. Тем, кто не успели разбежаться, в несколько мгновений были раскроены черепа. Но и остальные далеко не убежали. Княжеская дружина наступала быстро, объяв с двух сторон центр холма вогнутой дугой. Боя не получилось, сопротивление было смято быстро. Существа пятились, садились на корточки, сбивались в одну кучу. Когда князь Пётр Серебряный выехал на середину ему представилось такое зрелище. Площадка, посреди которой в плоском поддоне горели жарко дрова, была окружена полукружием каменных глыб, примерно одинаковых по размеру. Вторым, меньшим полукружием были установлены столбы, вероятно дубовые, с высеченными на них человекообразными и звероподобными головами. Справа и слева стояли щиты из сколоченных досок, к которым ремешками за руки, ноги и шею были прикреплены тела взрослых мужчин, вернее то, что от них осталось. На третьем щите также ремешками был распят подросток. Стоящие под взрослыми мужчинами корыта были наполнены тёмно-красной жидкостью. Было понятно, что в процессе зверского ритуала им надрезали вены на руках и на ногах. У обоих были вспороты животы и внутренности вывалены наружу. Самое ужасное, что при этом один из них ещё был жив, смотрел куда-то поверх голов и шевелил губами, как будто разговаривал с ночным небом. Кто-то мог бы распознать в этом живом стрельца Треньку Мурзина. Мальчик, по счастью, был не изувечен и в корыте под ним крови не было. Все присутствующие, в том числе сидящий на кожаном тюфяке, вероятно, предводитель, парализовано смотрели на князя и конных. Только один продолжал бесноваться, размахивая гнутым в двух направлениях ножом и посохом. По крючковатым нестриженным ногтям и длинным, сбившихся в седые верёвки волосам в нём можно было узнать шамана.
– Нужно помочь нашему… Фуфай, освободи паробка! – сказал князь, и приблизился к центру ужасного действа с явным намерением его прекратить. Следом огромного роста детина Фуфай с маленьким ножом двинулся к мальчику.
– Арам! Арррам! – дико заорал шаман, глядя на князя выпученными бесноватыми глазами и потрясая ножом в явном экстазе. Горизонтальный, с оттяжечкой, удар княжеской сабли отсёк дикарю руку вместе с ножом, а заодно и голова в немытых патлах покатилась по земле. Мальчика, освобождённого от пут, уже заботливо принимали сильные руки дружинников, когда Серебряный резким ударом под сердце прекратил мучения Треньки.
– Фуфай, слушай, что делать. Сыроядцев попарно вязать! Паробка в бекешу укутать, дать стопку хлебной, да хлеба, если есть у кого. Послать за замерщиками и зодчим в Медведково. Этого главаря стеречь. Ты кстати, кто таков? – обратился князь к сидящему на тюфе. Тот повалился, на коленях подполз к коню князя и выказал неплохое для язычника знание русского языка.
– Я Муркаш-бек! Я говорил асамче, то есть шаману – не трогать мальчика, он не трогал. У мальчика на груди висит лик старика.