Черный дом. Михаил Широкий
тогда заманить сюда, вот как тебя сегодня?.. Да-а, для женщины молодость и красота – это самое главное. Это самое убойное её оружие, которое косит мужиков, как траву. Это её основной капитал, который нужно вложить как можно выгоднее, чтобы удвоить, утроить, удесятерить его! И этот капитал у меня, слава богу, имеется. В достатке! Природой я не обижена. Так ведь? – пристально воззрившись на Гошу, спросила она с нескрываемым выражением презрения к нему и уверенности в собственном превосходстве.
Гоша вскинул глаза и несколько секунд исподлобья смотрел на неё. Даже в нынешнем своём положении, после всего того, что произошло и продолжало происходить с ним по её вине, – а о том, что ещё должно было произойти в самом ближайшем будущем, он и подумать боялся, – несмотря на всё это, он по-прежнему не мог не признать, что она необыкновенно хороша. Эти тонкие, изящные черты прекрасного лица, гладкая нежная кожа оливкового оттенка, безупречная точёная фигура, стройная и гибкая, как у лани, плавные, закруглённые движения, мягкий, завораживающий голос не совсем обычного тембра, который приятно было слушать даже тогда, когда она говорила ужасные и отвратительные вещи, а главное – огромные, чуть не в пол лица, лучезарные глаза, упорный, пронизывающий, с лукавой хитрецой взгляд которых проникал, казалось, в самую душу, – всё это, вместе взятое, производило на него непередаваемое, потрясающее впечатление. Да, она действительно была неописуемо, чертовски красива, с этим трудно было поспорить. И не было ничего удивительного в том, что он, едва увидев её там, в сквере, был мгновенно очарован, можно сказать околдован, её прелестью и грацией и готов был идти за ней, как на поводке, куда угодно, хоть в пекло. Именно туда, по иронии судьбы, он и попал!
Но теперь, после всего происшедшего, после всего того, что он узнал о ней с её же собственных слов и о чём он смутно, но небезосновательно догадывался, он смотрел на неё совсем другими глазами. Застилавшая их розовая пелена спала, очарование рассеялось, чувственное возбуждение улеглось. Теперь он знал – или, во всяком случае, был очень близок к этому, – кто на самом деле эта яркая, сияющая, как звезда, красавица, точно сирена, завлекающая неосторожных и легковерных путников, чтобы погубить их.
– Короче, папуля положил на меня глаз, и мы стали любовниками, – чуть закатив глаза кверху, предавалась воспоминаниям, по-видимому, очень гревшим ей душу, Алина. – И это было круто! До сих пор мурашки по коже, как вспомню нашу первую ночь… хотя, может быть, это был день, неважно… Мне было шестнадцать, и хотя целкой я, разумеется, уже не была, всё равно поначалу было немного страшновато. Да и папуля, скажем откровенно, был не особенно нежен – накинулся на меня, как изголодавшийся зверь… Но меня необычайно возбуждала сама мысль, что я трахаюсь с отчимом, с мужем собственной матери, с тем, кого я называла отцом. Это незабываемое ощущение! Это стоит попробовать. Запретный плод, как известно, сладок, – в этом я убедилась на опыте…
В этот миг её сверкавший, беспорядочно бегавший по сторонам