Рыцарь-м*дак. Николай Дмитриевич Мурыгин
радует. Я как-то не сильно переживаю за чистоту литературной крови, – я не мог разобрать свой почерк, а потому верность порядка находилась под угрозой.
– В том-то и дело, никто не переживает. Но ты прав, как бы мне ни было неприятно это признавать. Сейчас мало кто читает эти «толстые журналы», «ГлавЛит» один из последних, кто держится на плаву и имеет вес, да и то благодаря светской хронике, которой мы с того года решили заниматься, чтобы не потонуть.
– И каким же ты видишь выход из ситуации? – я был сосредоточен на сборе записей, поэтому мой вопрос прозвучал довольно серьёзно, оставалось всего пара листов.
Она, чеканя слова, как заправский функционер, коротко произнесла:
– Надо заниматься вашим профессиональным перевоспитанием, – сказав это, она подняла указательный палец с аккуратным красным маникюром вверх, выражение её лица при этом было такого же уровня одухотворенности, что на портретах учёных, висевших в школьных и университетских кабинетах физики.
Я удивлённо посмотрел на неё.
– Это, получается, ты, вроде как, взяла меня на поруки? И как оцениваешь свои успехи, как моё духовное перевоспитание?
Она подобралась ко мне ближе, взяла из рук собранный обратно блокнот и крепко поцеловала, по-кошачьи зажмурившись.
– Если честно, мне кажется, абсолютно безуспешно, – шепнула она на ухо и увлекла меня за собой в постель, а блокнот отшвырнула в сторону.
При падении он раскрылся и наскоро разглаженные листы снова рассыпались из него в хаотичном порядке на пол.
Впереди были выходные, и я планировал провести их в объятиях этой потрясающей женщины.
6. Интервью
Выходные прошли так, что возвращаться к будничной рутине казалось преступлением.
Резник собиралась на работу, а я ходил за ней хвостом по квартире, стараясь не упустить ни единой подробности её утреннего туалета. Оказалось, интересно наблюдать, как девушка, с чьей груди ты вчера слизывал соус от пиццы, которым она случайно уделала всю постель, снова становилась гордой офисной птицей. С костюмом к ней вернулись хищные повадки, точнее, они никуда не девались, просто без одежды не казались угрожающими.
Не могу выбрать, какой она мне нравилась больше – по большому счёту, из удивительной женщины в неглиже она стала ослепительной женщиной в деловом костюме. Марго не растеряла ни шарма, ни сексуальности.
Когда она совершала пробежку с целью проверить, не забыла ли чего, её осенило, как-то по-простецки она хлопнула себя по лбу.
– Вот дура, чуть не забыла: тебе же сегодня к Лизе на интервью!
– Это разве сегодня? – я был удивлён.
– Ну конечно, я тебе говорила, вчера, кажется, или позавчера, чёрт, дни смешались, – вид у неё был встревоженный.
– Если это было до, после или во время того, как мы пили или трахались, я этого не запомнил, а значит, ничего не было, никуда не пойду, ничего не знаю!
– Наум, мы три дня только и делали, что пили и трахались, скажешь, ничего не помнишь?
Я