Золото соблазнов. Роман в стихах. Петр Красноперов
бал, прощальный танец,
играем в «почту» допоздна.
А ночь исполненная таинств,
Прошла поземкой вдоль окна.
Наш дом бревенчатый и прочный
по окна занесенный в снег,
Наверно в этот час полночный
похож на маленький ковчег.
И мы в нем 20 человек.
13 лет – опасный возраст,
Глаза на девочек косят,
А клуб в бумажных лентах, звездах,
Ах, мы давно не детский сад.
И на смешном клочке бумажки
От общей взбалмошной тоски
Строчу записочки Наташке
Про то, да сё, про пустяки,
И жду ответ, и нет ответа,
И на рассыльного сержусь,
Он обижается на это:
«Я добросовестно тружусь!»
Шум, бег, хихиканье девчонок,
Записки, хлопанье дверей.
А скрип полуночных поземок
Вдоль наших окон все слышней.
В последний раз с тобой танцую
Наташа, словно бы рискую
Твою ладонь в своей сжимать.
Себя стыдиться, понимать,
Что так ущербен, что карманы
До бедер продраны у брюк.
Что часто в глупые туманы
Впадаю от своих же рук.
А серые глаза Наташи
В волшебной клубной духоте
Блестели, звали жить иначе,
О жесткой пели чистоте!
Но – время! Славкою – вожатым,
Бал остановлен. Быстро спать.
Нас разгоняют по палатам.
Кто колобродит? Марш в кровать!
…Мне веки сон смежал легонько,
Но я еще не засыпал,
Как дверь открылась вдруг тихонько,
И я рассыльного узнал.
Он мне протягивал записку.
Как? От Наташи? Вдруг? Сейчас?
Ты что? Но поклонившись низко
Он тихо за дверьми погас.
Давно спала палата наша.
Я глянул, что там на листе.
Письмо писала не Наташа.
Оно светилось в темноте!
И знаки языка чужого
Горели руку серебря,
Но понял я три сладких слова,
Три знака: Я люблю тебя!
И сила вдруг в меня дохнула,
Я всплыл с постели голубой,
Дверь точно ветром распахнуло
В пустынный коридор ночной.
Почти что не касаясь пола
Я шел беззвучно вдоль палат
На зов певучего глагола,
Шел как лунатик наугад.
Но мгла рассыпалась опала,
И вот мне комната предстала,
Свеченье голубых снегов,
И запах плоти и цветов.
И как под пологом прозрачным
Мерцаньем трепетным омыт
Предстал он мне на ложе брачном,
Свет, Божество, Гермафродит.
И синих глаз девичий стыд.
Смуглела золотая кожа:
Ко мне, ко мне! Я твой удел! —
И к теплому дыханью ложа
Я тихо-тихо полетел.
Он как бы вверх поплыл всем телом
В лучах томленья своего,
И на губах зашелестела
плоть шелковистая его,
Я ничего не видел краше,
Когда