Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта. Андреа Вульф
горных пород с Чимборасо вызвали восхищение, схожее с тем, которое возникнет в связи с породами, доставленными в ХХ в. с Луны. Гумбольдт не трясся над своими сокровищами, наоборот, рассылал их ученым по всей Европе, потому что считал, что делиться – вернейший путь к новым, еще более крупным открытиям{682}. В знак признательности своему верному другу Эме Бонплану Гумбольдт, использовав свои знакомства, добился для него от французского правительства пенсии в 3000 франков в год{683}. По словам Гумбольдта, Бонплан сильно поспособствовал успеху экспедиции, это он описал большую часть ботанических образцов.
Как ни нравилось Гумбольдту чествование в Париже, он чувствовал себя там иностранцем и страшился прихода первой европейской зимы{684}; поэтому неудивительно, что он примкнул к кучке обитавших в Париже южноамериканцев, с которыми познакомился, видимо, через Монтуфара{685}. В этой компании состоял 21-летний Симон Боливар, венесуэлец, позже ставший вождем революции в Южной Америке[13]{686}.
Боливар появился на свет в 1783 г. в одной из богатейших креольских семей Каракаса. Семейство могло проследить свой род до другого Симона де Боливара, высадившегося в Венесуэле в конце XVI в. С тех пор семья процветала и теперь владела несколькими плантациями, шахтами и изящными особняками. Боливар покинул Каракас после смерти молодой жены от желтой лихорадки всего через несколько месяцев после их свадьбы. Он страстно любил жену и, желая изжить горе, пустился в большой тур по Европе. Он приехал в Париж примерно в одно время с Гумбольдтом и предался пьянству, азартным играм, распутству и спорам на ночь глядя о философии Просвещения{687}. Смуглый курчавый брюнет с ослепительно-белыми зубами (предметом его особой заботы), Боливар одевался по последней моде{688}. Ему нравилось танцевать, и женщины находили его чрезвычайно привлекательным.
Когда Боливар посетил Гумбольдта в его съемной квартире{689}, переполненной книгами, дневниками и южноамериканскими зарисовками, он увидел человека, завороженного его родной страной, человека, который без устали говорил о богатствах континента, неведомого большинству европейцев. Пока Гумбольдт рассказывал о гигантских порогах Ориноко и величественных пиках Анд, о высоких пальмах и электрических угрях{690}, Боливар понимал, что еще ни один европеец никогда не описывал Южную Америку в столь живых красках.
Они беседовали также о политике и революциях{691}. Оба были в Париже той зимой, когда короновался Наполеон. Боливара потрясло превращение его героя в деспота и в «лицемерного тирана»{692}. Но в то же время Боливар видел, как Испания борется с натиском амбициозной наполеоновской армии, и начинал задумываться о том, как эти изменения в распределении сил в Европе могут повлиять на испанские колонии. Когда они обсуждали будущее Южной Америки, Гумбольдт настаивал, что, когда колонии
AH to Dietrich Ludwig Gustav Karsten, 10 March 1805, Bruhns 1873, vol. 1, p. 350.
AH to WH, 14 October 1804, Biermann 1987, p. 179; Bruhns 1873, vol. 1, p. 398; AH to Jardin des Plantes, 1804, Schneppen 2002, p. 10.
AH to Carl Freiesleben, 1 August 1804, AH Letters America 1993, p. 310.
Arana 2013, p. 57; Heiman 1959, p. 221–224.
Вероятно, Гумбольдта представил южноамериканцам в Париже Монтуфар, но Гумбольдт и Боливар также имели общих знакомых. К ним принадлежал друг детства Боливара Фернандо дель Торо, сын маркиза дель Торо, с которым Гумбольдт общался в Венесуэле. В Каракасе Гумбольдт также встречал сестер Боливара и его бывшего наставника, поэта Андреса Бело.
Arana, 2013, p. 57; AH, January 1800, AH Diary 2000, p. 177.
Lynch 2006, p. 22ff.; Arana 2013, p. 53ff.
O’Leary 1969, p. 30.
Arana 2013, p. 58; Heiman 1959, p. 224.
Bolívar to AH, 10 November 1821, Minguet 1986, p. 743.
AH to Bolívar, 29 July 1822, ibid., p. 749–750.
Arana 2013, p. 59.