Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин
часовая точность.
Уже долбит подпорок бытиё.
…. Ну как, скажи, поверит в эту прочность.
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вешала косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Сталина уже вовсю бил озноб.
А Багрицкий все нагнетал:
Родители?
Но в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Наверно он застонал.
Или это только ему показалось.
Но явно стало не хватать воздуху, как и тому, кто вел этот утонченный поэтический сказ:
Дверь! Настежь дверь!
Качаются снаружи
Обглоданная звездами листва.
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
За окнами взбеленился ветер.
Белесо забилась в нервном припадке метель.
Кажется, сама природа слушала эти стихи, и, в меру своей утонченности, воспринимала их образы.
И словно ей, единственной пристрастной исповедалицы, автор говорит:
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушенство
Моих отцов.
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо, –
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
– Отверженный! Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!
Теперь – уже явственно – Сталин застонал.
И последние строки были прочитаны обугленным ртом:
Я покидаю старую кровать:
– Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
Сталин долго лежал неподвижно, прикрыв глаза ладонью. Остывал от прочитанного. Потом он нежно закрыл журнал и положил его на столик.
– После такого откровения, – произнес, – долго не живут.
И хорошо, что этого не слышали те, кто понимает все в буквальном смысле, а то бы еще одной жертвой на земле стало бы больше.
5
«Обвинение мне предъявлено 13 июля 1930 года. Виновным себя не признаю.
Войно-Ясенецкий».
При этом в Ташкентское ОГПУ направляет в ваше распоряжение неоконченное уголовное дело № 13 на Гр. Яиницкого-Вотского (школа Луки).
Материалы в порядковом исчислении страниц, прилагаются.
Секретный отдел Красноярского ОГПУ.
Ла-за-рет.
Это написано на снегу.
А вслух сказано:
– Лазаря нет.
Лазарь – это фельдшер. А лазарет – место, где он лечит.
Большинство по «болту». Как? Но об этом и есть случай рассказать особо.
А сейчас каждые полчаса мокрой тряпкой, в которую увернуты болты и металлические опилки, надо растирать себе голень.
Лучше до крови. И тогда придет Лазарь. И все это – сугубо по краям – смажет йодом.
А рана сама должна говорить о себе, что она