Полоса отчуждения. Евгений Кулькин
И название флотское дал «SOS», что в переводе означает «Спасите наши души».
И в месте, что им было отведено, срубил первым делом часовню, на куполе которой вместо креста был взгроможден якорь.
Распорядок жизни в коммуне, куда, кстати, принимали только мужчин, был такой – пять безвылазных дней, как шутили, за забором, а два дня за плетнем. Законы в «SOS» были жесткими.
Ни пить, ни курить никому не позволялось.
Для нарушителей полагалась кара – в зависимости от содеянного – «клетка позора» и «яма благовоспитания».
Еще была «доска покаяния», где каждый мог прилюдно признаться в своих грехах.
В коммуне занимались столярным ремеслом.
Там же ему учились и, если желали покинуть «SOS», то приобретенное надо было выкинуть, а все науки забыть, потому знания – по уставу коммуны – считались общественным достоянием.
Сперва в «SOS» вступило около двадцати человек.
А уже через год их перевалило за сотню.
Посъехались туда мужики из соседних поселков.
А один артист заявился из Москвы, прочитав о коммуне в «Комсомолке», и не просто приехал на осмотр невидали, а решил остаться в ней навсегда. Как жили коммунары, чем питались и забавляли себя в свободное время, никто не знал.
Не позволял Устав.
Коммуна просуществовала почти десять лет.
И развалилась в одночасье.
И виной этому были бабы.
Жены коммунаров.
Как-то на партийной конференции выступила одна активистка, и отдаленно не имеющая отношения к «Леспромхозу», и пошла костерить Доронина.
«Да они там мужеложством занимаются! – кричала. – Иначе почему женщин к себе не берут? Где равноправие? Конституция, наконец? А то государство в государстве создали!»
Случился там как раз какой-то журналюга из Москвы.
В «Известиях» все это прописал.
Приехала комиссия…
И начальство «Леспромхоза» угасло энтузиазмом.
Стало разные неприемлемые условия ставить.
И Доронин плюнул.
После распада «SOS» коммунары разбрелись все кто куда.
Мужики, почувствовавшие слабину, запили и загуляли.
Собрались бабы в Нардоме – так клуб по-старинке звался, – стали умолять Ивана вернуть все, как было.
А он им ответил: «Когда надо меня защищать от происков никчемцев, вы на их стороне были. А теперь корабль отчалил, и кранцы в воду».
Поскольку люди не знали, что такое «кранцы», требовали вызвать водолазов, чтобы достать их из реки.
Уехал после этого куда-то и Доронин.
Но вскорости возвернулся.
В школу военруком пошел.
А вот теперь он – в Сталинграде.
Первый раз в жизни.
– Ну и куда ты меня в первый хват подвезешь? – спросил он Максима.
– Сперва на квартиру, где ты будешь жить.
Они сходили в камеру хранения, куда Иван сдал свои вещи. А потом ринулись к пустующей квартире.
– А что же вы квартирантов сюда не пустите? – спросил Иван, разглядывая все, что требует ремонта и починки.
Сперва тут же разобрал кран.
А когда собрал,