Собор берёзовый. Василий Макеев

      Зароют меня в землю по колено,

      Побрызгают водою из горсти,

      И буду я, качаясь и колеблясь,

      Весь век у палисадника расти.

      Живительные соки чернозёма

      Наполнят меня силой до краёв,

      Душистая апрельская истома

      Впитается в подножие моё.

      На пальцах станут веточки ветвиться

      И к солнцу подниматься щекотно.

      Цветущей белоснежной рукавицей

      Царапаться я буду об окно.

      Забудутся досужие заботы,

      Застенчивость мальчишеской любви.

      По осени засыплю я заборы

      Багряными сугробами листвы.

      Зимой в объятьях висельной метели

      Усну с мечтой о будущей весне…

      И с каждым новым обручем на теле

      Большая мудрость скажется во мне.

      Среди высоких шелестных соседей

      Я буду сам осанист оттого,

      Что людям легче дышится на свете

      От чистого дыханья моего.

      Ну, конечно, с жизнью не играют,

      От игры – мурашки по спине…

      Даже реки русло выбирают,

      Где положе, глаже и вольней.

      У реки всего одна дорога,

      Никаких обочин по бокам,

      Балабонь от самого порога

      И до моря синего пока…

      Но бывает – реки колобродят,

      Ледовой разламывают плен,

      И босыми на берег выходят,

      И целуют вербы до колен.

      На приколах бьются плоскодонки,

      Носят волны брызги на рогах…

      А потом для большего удобства

      Реки снова входят в берега.

      Трутся тихо щёками о камни,

      Смирных рыб пугают острогой,

      И текут, играя желваками,

      В пиджаках зеленых берегов.

      И растёт над реками капуста,

      И шумят цветистые луга…

      Не хочу изысканного русла,

      Не хочу вложиться в берега!

      Я был у Дона,

                     на излуке Дона,

      В степи моей, так странно дорогой,

      И вдруг звезда мигнула с небосклона

      Серебряной казаческой серьгой.

      И мне приснилось

                           в девственную полночь,

      Что всю-то жизнь в скаку и на бегу

      Фетис – мой прадед,

                                иже Парамоныч,

      Таскал на ухе знатную серьгу.

      В бою смелы, в гульбе подчас угрюмы,

      Но, свято чтя предания свои,

      Его оберегали односумы —

      Последнего заступника семьи.

      И он не подкачал!

                          Воспрял из чуней

      И взял своё у песенной судьбы:

      Спроворил чад и ласковых чадуний,

      По всей округе вырастил сады…

      Как жалко мне, что я, уйдя из круга

      В небрежные превратности строки,

      Не продырявил трепетного уха

      Для оберега – то бишь для серьги.

      Но иногда в душе

                           легко и празднично —

      Не