НЕДавняя быль. Петербург – Севастополь – Бизерта – Рига. 1917—1923. Николай Александрович Смирнов
в стальных шлемах. Несокрушимой мощью веет от них, чувствуешь себя в безопасности. Первой моей прогулкой была прогулка на базар, второй – на вокзал. Оказалось, что поезда на Харьков ходят только два раза в неделю, но что сегодня пойдет на Ворожбу воинский поезд. Поговорив с комендантом поезда, молодым красивым майором, получил разрешение на проезд вместе с эшелоном немецких войск.
После привычного вида большевицких воинских поездов порядок, царствующий у немцев, поражал. У открытых дверей товарного вагона стоят часовые, в шлемах и с ручными гранатами наготове, так как повстанцы нередко нападают на поезда, устраивая крушения во славу Третьего Интернационала.
Пересев в Ворожбе на пассажирский поезд, ночью благополучно доехал до Харькова, остановившись в одной из привокзальных гостиниц.
Красная гвардия
На следующий день отправился осматривать город и на первой же улице разинул рот от удивления. Да, действительно, «ще не вмерла Украина», всюду слышна украинская мова, видны украинские надписи. Откуда появилась вдруг эта украинизация – диву даешься! Тот же самый человек, который недавно называл себя русским, теперь выцарапает вам за это глаза – помилуйте, он же украинец!
Вот на площади обучается рота гайдамаков. Русский офицер, русские солдаты одеты в какие-то опереточные запорожские костюмы. Звучит странная команда, только при повторении могу ее разобрать:
«Железяки до пузяки – геть!» Это значит – «На караул!». С непривычки смешно, на каждом шагу встречаются курьезы. Русская речь строго преследуется, все русское тщательно замазано. Точно краской можно стереть следы тысячелетнего русского господства!
Совсем как дети. А на каждом углу, точно добрая нянька, стоит серый немецкий солдат и зорко за всем наблюдает.
Только через неделю, выздоровев после модной тогда испанки, достал билет в скором поезде до Севастополя. И тут чувствуется рука немцев – вагоны чисты, введены плацкарты и поезда не опаздывают. Хорошо так путешествовать, в чистоте и порядке, после Совдепии с ее свинским «раем».
Поезд бежит уже по крутым горам Крымского побережья, минуя мосты и виадуки, то прижимаясь к груди утеса, то углубляясь в туннели. Около двенадцати часов дня, вынырнув из туннеля, с высоты скал увидел темно-голубой прекрасный Севастопольский рейд. Не видно на нем серых громад дредноутов, не пенят воду быстрые миноносцы – омертвел он. Колыбель Черноморского флота стала его могилой. Грустно и тоскливо смотреть на когда-то оживленную Южную бухту – как запустела она теперь, не слышно стука молотов, корабельных гудков.
Зато город не изменился совсем. Все такой же чистенький, уютный и веселый. Улицы полны народом, тоже праздничным, приодетым – отдыхают от ужасов большевизма. Недавно еще каждого прилично одетого человека обезумевшие матросы выводили в расход.
Приятно вновь видеть