НЕДавняя быль. Петербург – Севастополь – Бизерта – Рига. 1917—1923. Николай Александрович Смирнов
француженкой.
«Киса» была старшей сестрой моей мачехи и к ней на ночь меня послал папа. Дело в том, что в Севастополе английские корабли начали бить из тяжелых орудий по какой-то красной воинской части и сестра мачехи, под предлогом, что ей страшно, попросила отца послать меня к ней. Остальное верно.
Бунт на «Mirabeau»
Много раз собирался я писать о бунте на «Mirabeau» – маленьком эпизоде русской смуты, потонувшем в потоке более важных событий.
Скверный эпизод. Много русских трупов валялось тогда на улицах Севастополя, убитых чужой рукой. И не двигалось перо его описывать. Как во сне, вспоминаются мне иногда черные неподвижные фигуры, распростертые на асфальте, забрызганные алыми пятнами крови и мозгов. Много их валяется вокруг, на ставшей вдруг безлюдной улице…
А между тем. Еще утром пасхальный звон весело разносился над залитым солнцем городом и толпа, черная, оживленная сновала вокруг. Помню, ходил я тем утром на бульвар любоваться волшебной синевой рейда, смотреть на старые силуэты полуразрушенных батарей, всего полвека назад так славно оборонявших Севастополь от натиска союзного флота.
И снова теперь стоит союзный флот перед городом с гордо развевающимися флагами, овеянными победой. И гордо, как победители, разгуливают моряки по улицам. Как горько я завидовал им! Разве Россия недостойна победы? Или мало было жертв? Почему же нам не суждено испытать того дивно волнующего чувства, чувства победы?
Тяжелая болезнь поразила Россию, обессилив ее, повергнув в прах. Напрасно ходите вы, союзники с таким гордым видом, напрасно вы считаете себя высшей расой! Подлыми, невидимыми путями проникнет яд пораженчества и в вашу кровь и вырвет из рук плоды победы.
Севастополь. Южная бухта
Помню, стоял я пасхальным утром на бульваре и взор мой скользил по стройным серым очертаниям французских дредноутов. «Gloir. Honneur. Patrie» – крупными буквами сверкают на заветы великих полководцев, заповеди моряка. Черная тучка покрыла славу трехцветного знамени, покрыла в пасхальное утро на Севастопольском рейде… Яд заразы проник и на гордые громады боевых кораблей. Первым заболел «Mirabeau».
Неделю тому назад вынесло его штормом на скалы, к подножью Константиновской батареи. В славные дни обороны Севастополя – она жила. Из черных жерл чугунных пушек вырывались снопы пламени и раскаленные ядра пронизывали корпуса линейных кораблей с трехцветным знаменем.
Давно уж смолкла батарея. Мощные стены покрылись мхом и черной пустотой зияют амбразуры. А у подножья, на острых рифах накренился корпус линейного корабля, трехцветный флаг развевается на гафеле. Нос беспомощно задран кверху, красной полосой обнажено днище. Черной стаей копошатся на нем люди – русские рабочие снимают «Mirabeau» со скал.
И яд передался…
Помню, что с бульвара было видно, как трехцветный флаг медленно пополз вниз и минуту спустя на гафеле развевалось кровавое знамя. Толпы людей бегали по палубе, изредка доносились