Завещание Шекспира. Кристофер Раш
уверен. И чего б ты достиг, узнав о том, что происходит после смерти?
Это главнейшая и важнейшая тема.
– Вот только не надо! А как же философия, медицина, астрономия, юриспруденция, наконец?
Как низменно и тесно для меня!
– Я знаю, что ты сейчас скажешь.
Достойно это слуг и торгашей…
– …Кого влечет один наружный блеск[18]. – Фрэнсис был доволен, что узнал цитату. – Кстати, о блеске: и сколько еще таких безобразий в твоем сундуке?
Девять, а было одиннадцать.
– Ничего себе! Так. Их мы положим назад, а вот есть ли там еще бургундское? Пока мы тут копаемся в сундуке, моль и ржа пожрут все твое имущество!
А еще раньше ты съешь и выпьешь все запасы в доме, бездонная ты бочка хереса.
– Жалкий порей!
Сундук жестокостей!
– Редиска!
Вместилище скотства!
– Вздутая водянка!
Утроба, набитая кишками и потрохами!
– Ладно, ладно. Где мне соревноваться с тобой! Меж тем хочу тебя поздравить, Уилл: говяжья лопатка наперчена в меру.
Несвежего наперченного мяса мне хватило в Лондоне. Ты вот только что упомянул актеров…
– Поговорим о них попозже, когда до них дойдет черед. А пока – кому ты завещаешь эти холсты? Решай быстрее.
Ты же слышал, что она сказала. Не упоминай их отдельно в завещании. Пусть числятся домашней утварью.
– Которая отходит кому? Поконкретней, пожалуйста.
Всю прочую недвижимость, мою собственность, арендуемые мною имущества, серебряную посуду, драгоценные каменья и какое бы то ни было движимое имущество, по уплате моих долгов и уплате завещанного мною имущества и по израсходовании денег на мои похороны, я даю, предназначаю и завещаю моему зятю, Джону Холлу, дворянину, и дочери моей Сюзанне, супруге его.
– Постой-ка. Это завещание все задом-наперед и шиворот-навыворот. Не свести концов с концами!
Неважно. И добавь здесь, после «Джону и Сюзанне»: которым я повелеваю быть и которых я назначаю душеприказчиками сего моего последнего завещания.
– Хоть что-то решено! А теперь давай-ка вернемся к началу.
Начало. Ах да, конечно. Я как-раз о нем и говорил.
– Итак, холсты разбудили твое воображение.
Они были немым театром и первым шагом к театру настоящему.
– Но впереди был долгий путь, мой друг.
Теперь он почему-то кажется коротким.
– Это всегда так. Значит, сюжетов тебе хватало.
Странно, что немногие становятся сочинителями. С детства я кормился картинками с холстов: плод познания, которого вкусили Адам и Ева; голова Авеля, размозженная посохом его брата…
– Собаки лижут язвы прокаженного. – Фрэнсис уложил Лазаря на место и принес еще бургундского.
Но ран Иезавели они не зализали.
Ангелы играют на лирах и расчесывают золотые волосы.
А прямо под ними, под восхитительным дождем их слез, сидит голый человек в пепле и прахе выгребной ямы и соскабливает со своей кожи волдыри осколками
Строки из пьесы К. Марло «Трагическая история доктора Фауста» (перевод Н. Н. Амосовой).