Последние капли радуги. Алек Янц
отца, со свежим фингалом на скуле. На вороте серого комбинезона, у шеи запеклось пятнышко крови. Заключенные мало общались друг с другом, не считая соседей, а в целях лечения ФГК составляли разнополые соседские пары. Мальчик сомневался, что новая знакомая отца посмела бы драться с ним. Гады… Жаль, что по закону подать в суд может только человек с заработком выше среднего. И, конечно, не на представителя власти.
– Привет…сын? – хриплый дрожащий голос проник в сердце, заполняя клапаны разъедающей стенки жидкостью – чувством вины, – Уже вторник? Быстро…дни.
– Нет, пап, – Родион знал, что для заключенных…пациентов в этом месте время – относительное понятие. Какой смысл в числах и датах, если единственные изменения в твоей жизни – новый курс таблеток и чередование терапий? Родион знал, что отцу повезло хотя бы в том, что к нему кто-то приходит…но можно ли вообще говорить о везении в такой ситуации?
– Сегодня понедельник. 17 сентября. 2068 год. Ты помнишь? – мальчик заглянул в чужие глаза, но увидел лишь растерянный, расфокусированный взгляд, скользящий по бликам на толстом стекле, разделяющем собеседников, – Папа, ты понимаешь?
– Ты…я.
«Совсем плохо, – понял Родион, глядя, как отец, явно слабо осознавая происходящее, ковыряет дрожащим пальцем наручник, – Я думал, его раньше травили, но тогда он хотя бы соображал. Может, получится убедить Морозову уменьшить количество процедур или таблетки сменить?»
Сначала нужно заслужить её доверие.
– Пап, мне важно, чтобы ты поговорил со мной, – чувствуя пристальный взгляд надсмотрщика из-за спины отца и внимание Морозовой, следящей за ними через камеру, мальчик прижал ладонь к стеклу. Иногда они делали так оба, ставили руки напротив друг друга, создавая иллюзию прикосновения, хотя ни один, ни второй уже не помнили, как это – чувствовать другого.
До прошлого визита, когда отец схватил его за руку. Хотя их сразу разлучили, Родион все ещё помнил прикосновение чужих пальцев, их тепло и дрожащую силу, скрывающуюся под кожей, туго обтягивающей кости. Папа был живой. Не призрак по ту сторону стекла – человек, которого нужно спасти. И не от самого себя, как считает ФГК.
– Я хочу знать, что ты меня слышишь. Помоги, – Родион поскребся по стеклу, заставив отца вскинуть голову и устремить на него потерянный взгляд.
– Помощь? – папа посмотрел на руку сына, прижатую к стеклу, и его собственная рука, скованная наручником, слабо дернулась, – Я ничего не скажу.
– Тебе не придется, – мальчик неуверенно подбирался к цели своего визита, чувствуя, что лживые слова встают поперек горла, – Ты ведь знаешь про арест в клубе, пап?
Растерянный взгляд. Белки воспалённые. Щетина из-за гормональных таблеток совсем неровная, и лицо от этого похоже на остров, частично заросший лесом.
– Ты…слышишь? География?
– Папа, – мальчик едва подавил в себе желание повернуться назад, туда, где ждала его Морозова, и в ледяном взгляде найти подсказку. Как действовать? Они же совсем его сломали! Доломали