По ту сторону неоновых огней. Иван Александрович Толмачев
скорость, будете видеть, как тормозите, как останавливаетесь. Или чувствовать, если вдруг вам глаза закроют. В самолёте наоборот.
– Это уже какие-то допущения для убедительности теории. Представление фактов в удобном вам ключе.
– Это просто объяснение для «чайников».
– И тем не менее, вы сами оперируете цифрами.
– Я же не буду вам все физические и философские концепции разжёвывать, – сказала она с милейшей и обезоруживающей улыбкой. – Но опять же, вы верно мыслите. Наше восприятие ограничено и весьма относительно. В вопросах пространства, времени – вообще всего. Нам обязательно нужны какие-то ограничители, которые делают мир более понятным и упорядоченным.
– И это плохо?
– Да нет. Это констатация факта. Просто без этих ограничителей жить было бы гораздо легче и интереснее. И даже веселее.
– Я уже не в том возрасте, чтобы постоянно веселиться. Поэтому буду жить по старинке. А вы – как хотите.
На этой ноте, я хотел встать и пойти в вагон-ресторан за кофе, но девушку моя последняя фраза, которая, в общем-то, задумывалась как точка в диалоге и намёк на нежелание его продолжать, только раззадорила. Она была как пламя, которое разгорается от каждой брошенной в костёр деревяшки. Надежда была лишь на то, что вся эта поездка уже скоро закончится. Я вновь посмотрел через плечо на электронное табло. На нём горели цифры 9:50. «Странно, – успел подумать я. – Не могло пройти столько времени. Да и вроде бы до Хельсинки ещё минут 20-30, судя по пейзажам. Но никак не 5 минут». Соседка не унималась:
– Опять вы за своё! – воскликнула она. – Опять про возраст! Ну ведь это же только ваше «мнение». Возможно, ваше самоощущение, но не более того. Если бы не мерили жизнь днями рождения и прожитыми сезонами, вы также к своему возрасту относились бы? Это опять всего лишь ваше сознание пытается наставить вам ограничителей.
– Что вы имеете в виду? Почему мнение? Мой возраст – это данность, от которой я никуда уйти не могу. Я родился, потом был ребёнком, потом юношей и так далее. Я прекрасно помню своё взросление и вижу каждый день себя в зеркале: каждый шрам, каждую морщину, каждый седой волосок. Или вы, глядя на меня, будете утверждать, что мы с вами выглядим как ровесники? Или скажите, что у меня волосы не седеют? Что морщин нет и кожа гладкая, как у двадцатилетнего?
– Вы сейчас мне свои эмоции рассказываете. Это опять ваше восприятие. Но никто вашу долгую жизнь и опыт не оспаривает. Просто задумайтесь на минутку: а что если вы бы не видели себя в зеркале? Что если не видели бы цифр в паспорте? Вы точно также были бы уверены, что вы старый? Вам было бы интереснее говорить со мной или с каким-нибудь престарелым алкоголиком-недоучкой? Или, может, с пятидесятилетней домохозяйкой, которая кроме глупых сериалов по телеку ничего не видит? А у них ведь тоже опыт, морщины и прочее.
– Ну, с алкоголиком я бы вряд ли стал говорить. Я всё-таки не пью. Но я вижу, к чему вы клоните и скажу так: на вашем месте я бы не был так категоричен к людям. Это признак незрелости.
– А зрелость разве в годах выражается?