Записки военного врача. Анатолий Ефимович Комаристов
Богу, не переименовали). Все были без асфальта. Весной, осенью и летом во время сильных дождей в ботинках без галош или резиновых сапог из-за липкой грязи по улицам не ходили. Чернозём, однако! Улица Интернациональная от Храма Рождества Пресвятой Богородицы и до районной больницы, неизвестно когда (наверное, ещё до революции) местами была вымощена булыжником.
Я очень часто вспоминал свою улицу после отъезда на учёбу в мединститут, во время службы в армии. Каждый раз, приезжая в отпуск в Корочу, мы с женой сначала бродили по нашей улице, смотрели, что изменилось, а затем обходили весь городок.
В 2013 году я начал писать мемуары и решил, что надо рассказать хотя бы коротко о людях, рядом с которыми прошло мое детство, юность и которых я ещё помнил.
Начиналась наша улица от Красной Площади (так называли небольшой пустырь, граничащий с селом Погореловка). На площади стояли три дома (если их можно назвать домами). В самом маленьком жила с дочерью подруга нашей тёти и бабушки. Звали её Мария Никитична. Она часто приходила к нам. Помогала тёте и бабушке по дому.
Рядом с Марией Никитичной жили Погореловы. Состав их семьи я не помню. В памяти осталось только трагическое событие. Накануне войны их взрослый сын в погребе покончил с собой. Что послужило причиной его самоубийства, по-моему, так никто и не разобрался. Около их дома был довольно глубокий старый колодец, но вода в нем была мутная и для питья её не использовали, а поливали огороды. Колодец называли «погореловским», хотя пользовались им жители всех близлежащих улиц. «Журавля» или ворота у колодца не было. Ведро опускали на верёвке. Не знаю почему, но почти каждый день у кого-либо из жителей верёвка рвалась, и тогда собравшийся у колодца народ, железной «кошкой» подолгу вылавливал утонувшее ведро.
Через дорогу от Погореловых жили Сусловы. Из их семьи я помню только совсем старенькую бабушку, которая с утра до вечера сидела на лавочке у калитки, опираясь на самодельную трость. Моя тётя говорила, что кто-то из мужчин Сусловых служил в Красной Армии военным врачом, но я его никогда не видел. У Сусловых был большой сад с плодовыми деревьями и вкусные крупные сливы, за которыми мы с ребятами иногда лазили. Сад был огорожен очень старым плетнем, давно сгнившим, поломанным и мы преодолевали его без труда.
Самым богатым на нашей улице был Кузьма Ермоленко. Большой дом с соломенной крышей и крепкими ставнями, покрашенными почему-то красной краской. Жили они втроём – Кузьма, жена и сын Иван. Кузьма хромал на одну ногу. Они держали одну или две коровы, большое стадо гусей, кур, уток и диковинных в наших краях индюков. Сад у Ермоленко был большой, огорожен высоким и сложным плетнём, перелезть через который мы с ребятами могли, но с большим трудом. Помню, что сделан он был как-то по-особому. Таких плетней я больше ни у кого не помню. Лезть к Кузьме в сад боялись ещё и потому, что сад охраняли две большие и злые собаки. Нас этот сад привлекал тем, что там росли почти все сорта яблок, вишни, сливы, груши, крупный чернослив и, главное – сладкая черная