Дополненная реальность. ARoman. Плюсодин
на сцену и кокетливо принимал поклоны артистов. Затем он жестами показал, будто он-то совсем не причем, а успех – это исключительно заслуга гениальных певцов и не менее гениальных музыкантов в яме. После второй волны ответных благодарных жестов в адрес дирижера со стороны гениальных певцов и гениальных музыкантов из ямы, кудесник палочки сдался, отбросил ненужную скромность, и еще минут десять кланялся под восторженные взрывы аплодисментов, накатывающих волнами, которые со временем не только не стихали от усталости, а лишь усиливались.
В общем, «Любовный напиток» тоже оказался дерьмовым. Но к музыке Доницетти и голосам претензий не было. По крайней мере у неискушенного Андрея. Исайя же утверждал, будто баритон «воет одну ноту», а сопрано и вовсе обозвал скотиной. Единственное, что полностью удовлетворило взыскательный слух директора – это голос его друга, красавца тенора, который исполнял главную роль.
За день креативный директор настолько устал, что решил прогуляться и отужинать дома, отказавшись от совместной трапезы с Исайей и его другом тенором. На пути к припаркованному автомобилю ему встретилось четыре памятника. Первый притаился за решетками главного здания российской полиции. Это был памятник доблестным сотрудникам МУРа Володе Шарапову и Глебу Жеглову в исполнении Владимира Высоцкого. Ярый антагонист власти своего времени смотрелся в образе верного слуги государства убедительно как в кино, так и в монолите скульптора, расположившего героев на лестнице подъезда за несколько секунд до рукопожатия. Второй памятник располагался буквально в тридцати метрах от первого за той же самой решеткой. Это был бюст, признанного всеми палачом и людоедом, главы ВЧК Феликса Дзержинского, известного также по подпольным кличкам Яцек, Переплетчик и даже Астроном. Еще в нескольких десятках метров от Феликса также за решеткой, но теперь уже Храма иконы божьей матери «Знамение», стоял памятник Архангелу Михаилу со щитом МУРа. «Московским сыщикам, посвятившим жизни свои благому делу» – значилось на пьедестале. Помимо МУРовского щита архангел имел военные доспехи, меч, гордое римское лицо с уверенным, честным взглядом преданного солдата, готового без колебаний вступить в смертный бой «за благое дело», и даже отдать за него жизнь, хоть для ангела это было бы проблематично. Вероятно, такой взгляд Михаил демонстрировал лишь в присутствии нынешних продолжателей дела отважных МУРовцев, или представителей высшего духовенства, или просто случайного свидетеля, такого как Андрей. Возможно, когда никто не смотрел на архангела, взгляд его наполнялся грустью за погибших мальчиков, которые свергали его вместе со всей святой свитой и Господом. Они свергали его, а он всё равно с грустью помогал им. Наконец последний памятник, встретившийся на пути Андрея, был уже не за решеткой.
Это был памятник самому актеру, поэту, барду Владимиру Высоцкому, уже не в образе капитана милиции, а с гитарой и распростертыми к небу руками, словно герой монумента совершал важнейшую в его