С царём в голове. Мастерская современного каприза. Леонид Вариченко
и комиссии отчет,
И милованье стрелочников битых,
И мудрые соображенья Витте,
И сопереживанье пестрой свиты —
Все чередом своим перетечет.
И преданный с рожденья личный врач
Поможет всем и словом, и слезами.
И все же Царь нахмурится усами,
Что пластыря не хватит, как сказали,
На ягодицу сыну… «Где палач?!»
Уже проехав Харьков, Государь
Спросил, как бы случайно, багровея:
«В столице две «Аптеки»? У еврея
И немца древнего? Теперь радею
За русских лекарей опять, как встарь!»
Желанье влет, опережая пыл
И поезда, и слов, и даже мысли!
Телеграфисты на ключах повисли.
Микстуры Шульца в тот же миг прокисли,
А Лившиц сам себя же погромил.
Лишь пара дней прошла, уже доклад:
«В Санкт-Петербурге, вызову согласно…
Да, в номерах поселен высшим классом…
Да, знает, что к нему вопросов масса…
Предприниматель встречи ждет и рад».
И был Мартын готов идти к Царю.
Он на земле стоял двумя ногами.
И были уж изучены все грани,
И расширяться мог. Не напугали:
«Извольте же, Вас ждут». «Благодарю».
7. (Время орла)
Сиял над миром и интриг не плел,
Поглядывая зорко на Европу,
И в Азию внимая без торопы,
Не забывая северные тропы,
О двух главах блистающий орел.
И Францию лукаво привечал,
И Пруссию не забывал, ругая,
Поглаживая Индию с Китаем,
Чтоб регулярно в Англии икали,
И в даль Востока выдвигал причал.
Любой второстепенный либерал
Готов ругать орла за повороты,
За высоту и чопорность полета —
За тем и в либералы лезет кто-то,
Чтобы не замечать, порой, добра.
Простым же людям в эти годы был
Царь-Миротворец и отцом серьезным,
И рыцарем души славянской грозным,
И даже двигателем паровозным —
И свят, и чтим, и симпатично мил.
Империя могла повиснуть вдруг
И, в чьи неясно руки, обвалиться,
Когда бы угораздило разбиться
Всех вместе, скопом, царственные лица.
Был потому неизмерим испуг.
И более неизмерим восторг,
Последовавший следом за спасеньем.
И фейерверк отметил воскресенье,
И «Люли-люли» – «Сени, мои сени»»
Сменяли у того, кто еще мог.
Все радовались: дети, старики,
И пожилые, как и молодые,
Вельможные, служилые, простые,
Гуляки праздные, шпыни пустые,
Писаки, что ни утра без строки…
Короче, с виду, счастьем в каждый дом
Отмечен год был «Восемьдесят Восемь».
Октябрь чудной, и золотая осень,
И через одного со свечкой просят:
«И трон храни, и помни нас при том!»