Зигги Стардаст и я. Джеймс Брендон
шевелюсь. Кажется, окаменел, хотя точно сказать не могу.
Я как раз думаю, что неплохо бы стать одной из его мысленитей, и пусть меня сдует куда подальше, когда он говорит:
– Здесь-то получше будет, верно?
– В смысле?
– Ну, чем когда сидишь в классе. Или на толчке в туалете.
Смеюсь:
– Ага. Это уж наверняка.
Упорно смотрю вперед, но знаю, что Уэб смотрит на меня: мои запястья и бедра охвачены пламенем. Ничего не получится. Мы никогда не сможем быть друзьями.
– А где ты был? Тебя не было в школе, и…
– Неважно себя чувствовал.
– О… Что ж, я рад, что ты здоров…
– Ага. Я начал сомневаться, что ты придешь, – говорит он.
– А я гадал, не приснился ли мне наш разговор.
– Со мной такое постоянно.
– Правда?
– Да, приятель. Но в этом и состоит половина прелести жизни, верно? В попытках разобраться, что реально, а что нет. Ты чего, мерзнешь, что ли?
– А?
– Твои руки. Ты все время трешь их друг о друга.
– Правда? (Проклятье. Опять попался.) Нет, это просто…
– Давай сюда. Я тебя согрею. – Его пальцы оплетают мои. Меня сотрясает разряд тока.
– АЙ! – Вот теперь точно настоящий высоковольтный провод. Выдираю ладони из его рук, сую их между колен.
– Прости, чувак. Ты в порядке? Мне показалось, ты замерз. Я не хотел…
– Все в порядке. Просто… бывает иногда. Не обращай внимания.
– О…
– Так это твое место или как? – спрашиваю я, стараясь ухватиться за любую мысленить, какая первой попадется.
– Мое место?
– Для задания.
– Нет. Не совсем.
Я хмыкаю:
– Тогда зачем мы здесь?
– Не знаю. Наверное, первое, что пришло в голову.
– А… Тогда ладно.
Он опускает голову, ступни зарываются в песок. Явно врет, но я не припираю его к стенке – главным образом потому, что не хочу, чтобы припирали меня. Поэтому отворачиваюсь к воде и – вау! Солнце, ставшее пылающим шаром на краю озера, расписывает облака шелковыми трафаретами на манер Уорхола.
– Вау… – говорю вслух.
– Что?
– Да вот…
Смотрю, не моргая. Потому что это картина, в которой я хочу жить вечно. Завороженно катаюсь по световым волнам собственного сознания, застреваю в их зыби, и тут…
– Эй, ты меня слышишь?
– А?
Он уже стоит, его протянутая рука в паре сантиметров от моей.
– Давай, пошли.
– Куда?
– Да просто пошли, е-мое! – И он каким-то образом высвобождает мои ладони из коленного захвата и поднимает меня одним махом. На этот раз прикосновение не прошивает электрическим разрядом. Его рука просто сливается с моей. И мы бежим по пляжу, пока не останавливаемся у основания утеса.
– Смотри, она снова плачет, – говорит он.
Но не успеваю спросить, кто, как Уэб бросается на скалу, и его руки перебирают вверх-вверх-вверх, словно присасываясь к поверхности.
– Какого