Копье Лонгина. Kyrie Eleison. Владимир Стрельцов
вы обратились именно ко мне? Разве не является креатурой вашего дома ваш сводный брат, граф Гуго Арльский?
– Буду с вами откровенна, на первых порах так всё и было. Но! Граф Гуго, увы, связан клятвой с Беренгарием не обнажать против него оружие своё до конца дней одного из них. Граф Гуго навряд ли будет предпринимать что-то серьёзное, покуда жив его слепой сюзерен, от которого Гуго ждёт не только Лангобардию, но и Нижнее королевство. Что до моей матери, графини Берты, то она полна желания отомстить Беренгарию за своё заточение, и любая весть о его падении будет принята моей матерью с великой радостью. Она хочет свершить над ним суд ещё при этой жизни. И наконец, мой родной брат Гвидо недолюбливает Гуго Арльского и менее прочих желает видеть королевскую корону на голове его.
Рудольф опустил голову и хранил молчание. В голове его шла кипучая деятельность, мозг горел и плавился.
– В своё время такое же предложение делали Людовику, моему соседу. И ничего хорошего из этого не вышло.
– Узнайте подробности его кампании, и вы поймёте, что именно навредило ему. Однако даже при всей своей никчёмности король Людовик стал тогда цезарем, то есть достиг своей цели, не забывайте это.
– До меня также дошли слухи, которые вы несколько минут назад подтвердили, что не далее как в прошлом месяце ваш супруг также пытался организовать свержение Беренгария и что эта попытка была пресечена в самом зародыше.
– О, вы прекрасно осведомлены об итальянских делах, государь!
– Ко мне на днях прибыл бергамский граф Гизельберт, один из активнейших помощников вашего мужа. Он поведал мне, что весь план рухнул из-за предательства в их рядах, и, несмотря на все мужество и стойкость Гизельберта, рыцаря Одельрика и вашего мужа, Беренгарий одержал верх.
Ирменгарда громко расхохоталась. Рудольф удивлённо смотрел на неё, чувствуя некоторую досаду, так как не понимал причины смеха и допускал вероятность, что где-то в своих словах допустил какую-то оплошность.
– О, великодушно простите, государь! Мой смех вызван исключительно содержанием того, что вам здесь наплёл этот мужественный рыцарь Гизельберт, этот бравый вояка Гизельберт!
– Наплёл?
– Из уст моего мужа и его слуг, уцелевших после короткой стычки, я слышала несколько иной рассказ о случившемся. Венгры Беренгария атаковали их на рассвете и застали спящими. Мой муж Адальберт, поняв, что врагов на их головы Господь наслал более, чем способны поразить их мечи, не стал надевать на себя графскую одежду, без сожаления расстался со своими драгоценностями, что были на нём, и ещё по дороге к Беренгарию был отпущен на свободу жадными венграми, которым один из наших иврейских вассалов дал за моего мужа выкуп, как за простого всадника.
– Ловко!
– Граф Одельрик действительно был чуть ли не единственным, кто до последнего сжимал в руках свой меч. Возможно, он понимал, что, будучи однажды уже уличённым в неверности Беренгарию,