Одна капля в море жизни. Вячеслав Станиславович Антонцев
мне по долгу службы приходится бывать в совершенно разных местах, то… В общем, Императору Глебу требовался всё повидавший, преданный человек, который смог бы подтвердить или опровергнуть все возможные слухи. После окончания, признаться, довольно длительного обсуждения, Император оставил меня и сказал:
– А тебе, Всадник, я поручаю особую миссию. Тебе предстоит доставить написанный мною указ лично лорду Отертонскому, и никому другому. В нём будет изложено всё, к чему мы пришли после столь длительного обсуждения. Я так же рассчитываю на твоё содействие на Северо-Западном фронте, Антоний выделит тебе людей. Да-да, ты останешься там, Я так решил. Как только начнёте – сражу же отошлите гонца, но подробностей в письме не сообщайте, лишние слухи нам не нужны… Ты меня понял?
Затем Император вручил мне этот, простите, немного запачканный в дороге пергамент, украшенный Имперской восковой печатью.
И с этими словами, Всадник достал из-под чудом не намокшего плаща сложенное в несколько раз Императорское письмо.
Старик протянул крепкую, костлявую руку, и быстро схватил снежно-белый листок. Солнце уже вставало, и утренние лучи развеяли таинство ночи. Властитель Севера, избавившись от воска грязным ногтём, развернул письмо и целиком погрузился в чтение. Он щурил глаза, приближал и отдалял письмена, по нескольку раз перечитывал строчки и хмурил и без того испещрённый морщинами лоб.
– Да, кстати, – Отертонский Лорд оторвался от листочка и пронзительно посмотрел на вновь заговорившего Всадника, – Его Величество Император Глеб просил передать искренний привет и пожелания доброго здоровья любимому дедушке Антону.
Сияющая, по-доброму смущённая улыбка озарило его лицо. В смутном свете зарождающегося дня Всадник отчетливо видел улыбку дедушки Антона, но не сумел разглядеть две слезинки в уголках глаз пожилого человека.
По мере того, как Владыка Отертонский, вечный властитель Севера, углублялся в чтение, улыбка его меркла, черты лица заострялись, а морщины, и так изрядно покрывавшее его лоб, ещё более углублялись. Когда Антоний, дочитав наконец-то до конца, отложил Императорское письмо, то выглядел, мягко говоря, неважно. Какое-то время он посидел молча, затем, тяжело вздохнув, обратился к гостю:
– Так ты говоришь, Всадник, тебе ведомо, что написал здесь Император?
– Да, Лорд.
Антоний задумался.
– Ваша светлость, ну, что вы скажете?
Антоний молчал. Молчание затянулось.
– Ваша светлость?
Владыка Севера положил письмо, встал из-за стола, и медленно подошёл к высокому, узкому окну, в которое уже вовсю просачивалось утро. Долго он смотрел вдаль, долго он пытался разглядеть то, что было ведомо только лишь ему одному. Долго, но безуспешно. Туманны и неразборчивы были очертания северных просторов, Рессевиль и Ледяные Пустоши были скрыты за горизонтом, а протяжённый дикий лес был окутан мраком, полон тайн и сокрытых от взора загадок. Дурные сны ли, упавшее зрение,