Могусюмка и Гурьяныч. Николай Задорнов
кошелек. Там были большие серебряные рублевые монеты. Могусюмка прислал много денег, гораздо больше, чем стоила материя.
– За что это ему? – спросил Иван.
– Могусюмка долг прислал, так, что ль? – обратился Захар к башкирину.
Тот кивнул головой, ударил ногами свою бойкую горбоносую кобыленку и во весь мах поскакал обратно. Потом, обернувшись, осадил коня и крикнул по-русски:
– Эй, прощай!
– Прощай! – отозвался Захар, приподнимаясь в тарантасе.
Башкирин ускакал. Тройка снова двинулась. Вдали за березами показались избы.
– Только денег-то тут больше, чем надо…
– Видно, разбогател разбойник. Ты, Андреич, выброси кошелек-то. Не дай бог хозяин найдется… Знаешь, ведь их дело такое…
– Как это ты, Иван, башкир боишься? Разве у тебя у самого нет друзей-башкир?
– Пошто боюсь! Есть у меня друзья, ну так то шигаевские, соседи… Изятка, Вахрейка, Кунабайка!
– А ты думаешь, шигаевские с Могусюмкой не ходят? Хибеткин-то отец и ваши-то шигаевские – родня. А Хибетка, видать, Могусюмкин джигит.
Иван приумолк. Он кое-что знал, но помалкивал. Он на кордоне более беспокоился за купца, чем за себя.
«Значит, видели нас, как мы проезжали, – подумал про себя Захар, – но не тронули. Тогда и обоза не тронут». И проговорил вслух:
– А все-таки Санка мужик со смекалкой…
– Как же, при торговом деле, – отозвался Иван.
Захар знал, что среди бедноты башкирской считается Могусюмка не разбойником, а удалым защитником народа. Много разных рассказов ходило про него.
«Гордый он! Свой характер выказывает: мол, не понимай обо мне плохо!»
«Может, понял, что струсили мы, что боюсь я за свой обоз, и вот пожелал показать, что совсем не разбойничает, что не надо бояться».
– Вот бы дружбу завести с таким человеком, – сказал Захар.
– Что ты! – отозвался Иван.
– А чем же плохо?
– Твое дело: я бы не рискнул. – И добавил как бы в оправдание: – А у нас соседи славные, так почему бы не дружить.
– А я слыхал, вы у них землю отымаете?
– Не затрагиваем, напраслина! Дашь ему чая, он на лето поляну продаст, сено скосим. Только Акинфий – они жалуются – обижает. Межу будто показывает не там… – осклабясь, сказал старик потихоньку и виновато, словно боясь, что даже здесь, в лесу, Акинфий услышит. – У него зять – ярославец. Был коробейник, грамотный, а теперь вот второй год женился и поселился в нашей деревне. Они с тестюшкой доносы на башкир пишут и возят в город, доказывают, что башкиры землей неверно володают.
Глава 3. Помочь
В полуверсте от поселка тройка нагнала седого деда с топором за лыковой опояской. Когда тарантас поравнялся с ним, старик снял шапку, поклонился Захару.
– Откуда, дедушка?
– Под Малиновые кручи ходил, нынче у «верхового», у Оголихина, помочь.
Оголихин был старшим из мастеров, «верховым», как его называли, и, по сути дела, управлял всем заводом.