Лавровый венок я отправил на суп…. Игорь Губерман

      Жаль, натура Бога скуповата,

      как торговка в мелочной палатке:

      старость – бессердечная расплата

      за года сердечной лихорадки.

      Тоска и жажда идеала

      Россию нынче обуяла:

      чтоб чист, высок, мечтой дышал,

      но делать деньги не мешал.

      Я уверен, что любая галерея

      фотографий выдающихся людей

      с удовольствием купила бы еврея,

      не имеющего собственных идей.

      Ни болтуном, ни фарисеем

      я не сидел без дел в углу,

      я соль сажал, и сахар сеял,

      и резал дымом по стеклу.

      В жизни надо делать перерывы,

      чтобы выключаться и отсутствовать,

      чтобы много раз, покуда живы,

      счастье это заново почувствовать.

      Не так обычно страшен грех,

      как велико предубеждение,

      и кто раскусит сей орех,

      легко вкушает наслаждение.

      Отцы сидят в тюрьме за то, что крали,

      а дети станут воры без отцов.

      Об этой чисто басенной морали

      подумает ли кто в конце концов?

      Что в раю мы живем голубом

      и что каждый со всеми согласен,

      я готов присягнуть на любом

      однотомнике сказок и басен.

      Все мысли бродят летом по траве

      и плещутся в реке под синим небом,

      цветут у нас ромашки в голове,

      и поле колосится юным хлебом.

      Ушли в былое плоти танцы,

      усладам тела дан отбой,

      душа оделась в жесткий панцирь

      и занялась самой собой.

      Увы, казенная казна

      порой тревожит наши чувства

      ничуть не меньше, чем козла

      тревожит сочная капуста.

      Те, кто грешил в раю земном,

      но грех судил в других,

      в аду разжеванным гавном

      плюют в себя самих.

      Боюсь, что в ежедневной суматохе,

      где занят и размерен каждый час,

      величие вершащейся эпохи

      неслышно и невидимо для нас.

      Легко найти, душой не дорожа,

      похожести зверинца и тюрьмы,

      но в нашем зоопарке сторожа

      куда зверообразнее, чем мы.

      Я много лет себе же самому

      пишу, хочу сказать, напоминаю:

      столь занят я собой лишь потому,

      что темы интересней я не знаю.

      Неважно, что хожу я в простачках

      и жизнь моя сумятицей заверчена:

      душа моя давно уже в очках,

      морщиниста, суха и недоверчива.

      Проворны и успешливы во многом,

      постигшие и цены, и размерность,

      евреи торговали даже с Богом,

      продав Ему сомнительную верность.

      Посажен в почву, как морковка,

      я