Цельсиус. Андрей Гуртовенко
я». Пришлось вставать и совершать маленький подвиг – я кое-как добрался до прихожей и открыл входную дверь.
– Привет, Кристина, затянула меня тина.
Кристина посмотрела на меня, поморщилась и, картинно зажав ладонью нос, прошла мимо меня в квартиру.
– Типично мужское поведение, – сказала она, – потерпев неудачу, первым делом пойти и нажраться.
Одетая в приталенную кожаную куртку и джинсы, Кристина стояла посреди комнаты и озадаченно озиралась.
– И что это еще за секрет начинающих драматургов – перегаром разит за версту, а алкоголя ни капли?
Моих сил хватило только на то, чтобы закрыть дверь, – я остался в прихожей и, прислонившись к стене, издалека рассматривал невысокую, призывно утонченную фигуру бывшей балерины.
– Кристин, тебе нельзя ходить в таких обтягивающих джинсах. Ты перезаражаешь полгорода мыслями о собственной неполноценности.
– А ты так и будешь стоять в прихожей?
– Это будет зависеть от тяжести заболевания – ведь я уже инфицирован.
Кристина сняла куртку и бросила ее на диван, оставшись в футболке, ее волосы были собраны сзади в высокий хвост – все это придало мне воодушевления, но не добавило сил. Какая все-таки удивительная способность – за все то время, что мы не виделись после разговора с худруком, она безошибочно выбрала момент, когда у меня даже стоять нет сил. Не говоря уже про что-то более… ресурсоемкое.
– Я все выяснила, – сказала, вернее, чуть ли не прокричала мне в прихожую Кристина. – Это все Кочубеева, это ее козни.
Пришлось отлепляться от дружелюбной вертикали стены и перемещать тело в комнату, вознаградив себя за дерзкий внутриквартирный переход долгожданным воссоединением с диваном.
– Ты знаешь, Кристин, у меня сегодня в голове словно блок какой-то. Но не тот, который поэт, а самый настоящий ступор. Так что извини, но я ничего не понял про Кочубееву.
Кристина вздохнула.
– А тут и понимать нечего. Кочубеева крутит Хутором, как хочет. Думаешь, как она получает все эти свои главные роли? Она увидела, что твоя новая пьеса написана под меня. Увидела, что ей там ничего не светит. И убедила Хутора зарубить пьесу.
– То есть как? Подожди. Как убедила?
– Как, как… – пожала плечами Кристина. – Откуда мне знать? Орально, например.
– Какие дивные сексуальные фантазии… – я попробовал представить себе крупную фигуристую Оксану и семидесятилетнего худрука хоть в какой-нибудь, самой простой совместной позе и почувствовал, как у меня оплывает от дымящегося напряжения и без того разжиженное серое вещество.
– Это никакие не фантазии, – Кристина вдруг посмотрела на меня с непонятной злостью, словно я был причастен к роману худрука с Оксаной Кочубеевой, – это ее обычная тактика, она всегда так поступает. Находит нужного для достижения ее цели мужика и соблазняет его.
Кристина замолчала.
– Ну