Судьба калмыка. Анатолий Григорьев
что ни положим, – и он, зайдя вовнутрь, стал гладить по шее животину, хрумкающую бурьян, пересыпанный прелыми капустными листьями и картофельными очистками.
За несколько дней пребывания здесь корова заметно поправилась и вид у нее был веселый. Зашедший участковый мельком глянул на нее и спросил:
– А где та?
– Какая? – не понял Максим.
– Ну, та дохлятина, что из ямы вытащил?
– Вот она, – заулыбался Максим и, поняв, что к чему, полез в карман гимнастерки, вытащил оттуда вчетверо сложенный листок и протянул участковому.
– Что это?
– А дохлятина, и паспорт ее, и заодно, что я хозяин ее.
Багровея лицом участковый медленно вчитывался в бумагу, оглядел ее с другой стороны и вернул Максиму.
– Н-да, как-то непонятно. Умирала скотина с голоду, а тут стоит гладкая корова. Что-то тут не то. Сознайся, намутили вы тут с завхозом для обоюдной выгоды? Или эта корова не та?
– Почему? Та, из ямы, падежная.
– Да у меня что, глаз нет, какая же это падежная? – заорал он.
– Послушайте, уважаемый, какой упитанности она была десяток дней назад можно судить по тем коровам, которые шляются по дорогам в поисках пищи. Но эта была еще хуже, да к тому же попала в яму с кислотой и мазутом. Она умирала, ее бросили, я достал, выходил. Вот и весь секрет. Ребятишки ходят, где какой бурьян несут, где мерзлые листья, картошку – все ест. Старухи перебирают, что себе варят, отходы – корове.
– Ладно. Больше никто тут не умирал?
– Пока бог миловал.
– Фамилию той женщины и пацана узнали?
– Нет, – потускнел лицом Максим, – Спрашивал всех своих, никто не знает. Наверное из другой деревни.
– М-да! И у меня они висят безымянные. Похоронил-то где?
– Ну, там же, на десятом.
– А дома-то что?
– А зайдем, посмотрим.
– Давай зайдем, раз уж пришел.
– Пожалуйста! – и Максим шире открыл двери избы.
Участковый, пригнувшись, шагнул за порог и остановился, привыкая к полумраку. Электрического света не было. Тусклый свет пробивался из двух маленьких окошек, наполовину забитых фанерой и тряпками, позволяя видеть в избе только очертания ее внутренней утвари. Ребятишки спали, съежившись на нарах под каким-то тряпьем. Топилась печка, и через дырки в стене играли блики огня. Бурливший котел источал неприятные запахи. Участковый оглядывал нары и покачивал головой. Он чуть не оступился в щель на полу, плохо прикрытую доской.
– Подпол есть?
– Есть, – кивнул Максим и отодвинул доску.
Участковый, чиркая спичками и нагнувшись, заглядывал туда, морщил нос.
– Что там? – глянул он на Максима.
– Уборная. У детей нет одежды и обуви бегать по нужде на улицу.
Страж порядка понял откуда идет основное зловоние. Они вышли на улицу.
– Правда, что ты зоотехник? – пытливо глядел он на Максима.
– Правда. До войны закончил ветеринарный факультет, давал стране мясо, кожу и шерсть, – глядя куда-то на вершины гор ответил Максим.
– Ладно,