Роза Ветров. Мариам Тиграни
Наследник нефтяной корпорации – высокий, темноволосый, деловитый, только нос чисто армянский – с горбинкой. Сын ныне опального Мустафы-Паши, вечный заводила, грозный Мехмед? Ранняя женитьба и ответственность, с ней сопряжённая, не пошли ему на пользу, и широкие, сильные плечи как будто поникли, а чёрные глаза потеряли былой блеск. Что до Геннадиоса, то племянник – любитель женщин и вина! – поменялся, пожалуй, меньше всех. Балагур и смутьян, каких поискать, и даром, что внешне – светло-русый и сероглазый! – совсем не похож на эллина!
Слушая споры друзей, и Дима смотрел на них с нежностью. Обращаясь в мыслях к тому пресловутому дню, положившему начало их дружбе, он благодарил за него небеса. А ещё милого, милого сердцу муаллима!.. Его он вспоминал почти так же часто, как и дядя Абдулла поминал добрым – всегда ли добрым? – словом всю четвёрку. Каким невыносимым Дмитрию и Геннадиосу показалось то наказание: двадцать четыре часа просидеть взаперти с мальчишками, которых терпеть не можешь?!.. Никто из них не предполагал, что, выйдя из пустого класса только на следующий день, все четверо отныне не захотят расставаться.
С тех пор мейхане стал неотъемлемой частью их жизней. Гостя в Петербурге, Дима неустанно думал об этом месте и тех людях, что связывали его с ним. Выросший в пёстрой восточной столице, юный граф Румянцев водил дружбу с теми, чьи предки испокон веку жили на этой земле. Но он сам никогда не скажет того же о себе! Он лишь перелётная птица, случайно залетевшая в чужое гнездо… Когда попутный ветер принёс Румянцевых в Константинополь, родная Россия перестала быть их домом. Но как же быть тому, для кого с тех пор существовало целых два дома?..
Дима пару раз моргнул в надежде отогнать от себя навязчивые мысли. Тем временем Гена, никогда не знавший забот, вышел из-за стола и, забрав у одного из музыкантов барабан, стал увлечённо стучать по нему пальцами. Публика, среди которой нашёлся не один гордый эллин, с восторгом принимала соотечественника. Музыку из критского молодца ничем не выбить, как и из Вачагана – цифры!
– Мехмед, – вдруг позвал Румянцев, когда озабоченное лицо турка стало слишком выбиваться из общего веселья. – Ты бледен. Не хочешь проветриться?
– Пустяки!
Мехмед лишь отмахнулся, сказав, что всегда с трудом переносил первые дни священного поста и после постного дня с облегчением отправил в рот кусок баранины. Вечернюю молитву только не прочитал!..
– Хорошо, что муаллим этого не видит!.. Наш Геннадиос неисправим, не правда ли?.. – с нескрываемой насмешкой заметил Вачаган, когда Гена, исполнявший танцы на пару с местной певичкой, поцеловал её прямо в губы, а толпа разразилась громкими аплодисментами.
Армянский счетовод красноречиво закатил глаза, но вслед за другими захлопал исполнителям. Дима всё ещё пристально наблюдал за Мехмедом и лишь на мгновение взглянул на балагура-грека. Когда турок заметил на себе взгляд друга, то всё-таки поднял на него свой, и несколько секунд они провели в молчании.
«Фарах! – с горечью подумал про себя