Ковчег для Кареглазки. Евгений Леонидович Наседкин
ждут видения, которые пугают еще больше, чем происходящее.
****
В этот раз пробуждение совпало с утром, а разум был менее затуманен болью и лекарствами. И я смог оглядеться получше.
Палата была более похожа на медицинский изолятор – или тюремную камеру. Железная дверь, решетки на окнах, мебель – спартанский минимум, да еще унитаз и рукомойник в углу.
В расстроенных чувствах я осознал, что менаевская борьба за выживание остается такой же острой, как и раньше. Покой нам только снится, как говорится. И я был скован не только решетками-замками-наручниками, но и собственной немощью. Теоретически, я мог дождаться исцеления, все разузнать и подготовиться – но смогу ли потом устроить побег? Пока что я не понимал, где оказался, хотя я был жив, за мной присматривали и лечили. При этом опыт, интуиция и понимание законов жизни однозначно кричали – БЕГИ!
В эти грустные размышления ворвались широкие тяжелые шаги, донесшиеся из коридора. Я нехотя приостановил строительство планов и вовремя – дверь распахнулась, и перед моим «одинским» глазом появился мужик в военной форме: высокий, с невероятно ровной спиной, словно натянутой на позвоночник, с блестящей лысиной и римским профилем.
За ним ввалился толстяк в белом халате и со слащавой улыбкой, которая, судя по морщинам в носогубной области, никогда не исчезала. И еще два вояки – жилистый аристократ с капитанскими погонами и юный викинг с лейтенантскими. У них были такие лица, словно они поели горькой редьки – лишь потом я понял, что они испытывали ко мне глубочайшее отвращение.
– Рассказывай, Свинкин – как он, очухался? – спросил лысый с полковничьими знаками отличия, но не у меня, а у Ивана, вошедшего в палату последним. – Без маски с ним можно, вообще?
Иван, который оказывается Свинкин, пожал плечами:
– Фуремии у него нет, однозначно. А так… я бы не рисковал – у выродков может быть куча разной заразы, – пошутил он басом, к которому я, наверное, никогда не привыкну, и я заметил, что недомерок единственный из всех остается в маске.
– Его зовут Гриша. Собака – Цербер. Больше ни о чем не говорили, – продолжил он отчитываться.
Полковник кивнул и рукой показал Ивану на выход – мол, иди. Что тот и сделал.
– Я – полковник Горин, полномочный руководитель Горнореченской карантинной зоны. Капитан Шпигин, лейтенант Сидоров… а это – доктор Ливанов, начальник моего медицинского кластера, – представил свою команду брюсвиллис.
– Итак, Григорий, не будем ходить вокруг да около. Ты подозреваешься в действиях диверсионного характера, – сообщил он и опустил руку на пояс рядом с кобурой. – Что ты делал в Межнике 14 и 15 апреля?
Бляха-муха, предчувствие меня не подвело – а лучше было бы наоборот. Как бы там ни было, ситуация требовала сохранять хладнокровие. Поэтому я тщательно продумывал каждое слово.
– Отмечал День космонавтики, – пошутил я. – Этот городок – известный центр ракетостроения, каждый год миллионы