.
весь городок регулярно посещает костел, причем не только торжественные службы, а просто – идет человек по улице, сворачивает в храм, опускается на колени на специальную досочку в рядах скамей, молится минуту, поднимается и идет дальше по своим делам.
Между прочим, у входа в костел помещался ящичек для пожертвований, на котором на русском языке было написано, что сбор пойдет на реставрацию шпиля, поврежденного в 1945 году американскими бомбардировщиками[52]. Судя по тому, как шпиль выглядел спустя 14 лет, набрать удалось немного. Потом, в «Берегись автомобиля!» гениальная сцена с пастором – Банионисом, у которого деньги на «Волгу» «немного остались… от Него» мне безумно напомнила тот палангский шпиль… Кстати, эта сцена совершенно самоценна, и фильм стоило снять хотя бы ради нее, ради этих слов в исполнении великого Донатаса Юозо: – Одни верят, что бог есть, другие – что бога нет. То и другое – недоказуемо…
У меня от этой поездки, помимо приобретенного умения кое-как держаться на воде, осталось на годы недоумение: вот все эти взрослые, на вид вполне разумные люди, неужели они и вправду верят? Примиряться с тем, что кто-то не разделяет моего материалистического мировоззрения, я научился значительно позже…
Новые времена
Буквально на следующий день после первомайского праздника 1960 года газеты и телевидение сообщили о небывалом – зенитные ракетчики сбили американский самолет «Локхид У-2» над Уралом. Пресса заходилась в восторге от успеха – свалили считавшийся неуязвимым американский разведчик на высоте, до которой раньше не дотягивались ни ракеты, ни самолеты-перехватчики ПВО; пилота – Фрэнсиса Гэри Пауэрса – захватили и предали открытому суду[53]. Я целых три недели ходил в школу по Красноармейской мимо выставленной в витрине Дома авиации[54] схемы полета Пауэрса, заканчивавшейся крестом на Урале. Под соусом этой истории отменили уже назначенный ответный визит американского президента Эйзенхауэра в СССР и планировавшееся заключение договора о разоружении. Не знаю, как остальные, но тогда я впервые осознанно воспринял ощущение военной тревоги, которое вообще-то культивировалось постоянно. Весь следующий год это ощущение только нарастало.
А тем временем, в параллель с грозовыми раскатами в мировой политике, в жизни нашей семьи произошло событие, которое изменило ее совершенно. Летом 60-го года меня в очередной и последний раз, правда, лишь на месяц, услали в Киев к деду и бабке, а родители под действием слухов о ширящемся жилищном строительстве решили попробовать выяснить свою судьбу в райжилотделе, где они стояли на очереди с незапамятных времен. Действительно, все газеты и телевидение громогласно возвещали о том, что Советская власть, едрена вошь, обеспокоилась-таки условиями жизни своих неподследственных граждан – в смысле, тех до кого очередь на следствие и его последствия так и не подошла, – и стала строить жилье «числом поболее, ценою подешевле». Мы летом 59-го, едучи купаться в Серебряный Бор, даже
Мемельский край, на территории которого находилась Паланга, был в 1939 году отнят гитлеровской Германией у Литвы и включен в состав рейха, поэтому в ходе Второй Мировой Войны союзники рассматривали его как имперскую территорию и, соответственно, бомбили.
приговорили к 10 годам, а затем обменяли на Рудольфа Абеля. На мой вкус мы тут сильно выиграли, получив аса разведки за рядового пилота.
Ныне – Центральный музей авиации и космонавтики все на той же Красноармейской