Рождённый в чужой стране. Время перемен. Лев Воронцов
обнищавшие князья, стремясь прокормить себя и свои отряды, то и дело устраивали набеги на соседние территории.
Экс-императору Когэ удалось изменить сложившуюся ситуацию. Сначала им была проведена кампания по дискредитации некоторых епископов. Затем через Императора Ома установлен запрет жрецам заниматься торговой и сельскохозяйственной деятельностью. А ещё спустя некоторое время инициирована секуляризация[6] земельных угодий, находившихся в распоряжении монастырей и храмов.
Вскоре Император стал номинальным собственником половины Империи.
Часть феодов была передана в управление присягнувшим на верность князьям. Последние, в свою очередь, взяли на материальное обеспечение воинов[7], когда-то растерявших свои земли.
Экс-император Когэ обрёл множество союзников и ощутимо пополнил казну. Поверьте, это стоило сотни выигранных битв.
При реализации этой многоходовки полностью избежать вооружённых конфликтов не удалось, но они были сведены к минимуму.
Я появился на свет за несколько месяцев до того, как Императору Ому исполнилось восемнадцать. С малых лет я присутствовал на заседаниях Совета. Ребёнку там было не место, и Когэ делал всё для того, чтобы я повзрослел как можно скорее. Он явно видел во мне преемника. Человека, равного себе. Того, кто сможет завершить централизацию власти в стране.
Для кого-то это прозвучит кощунственно, но своим истинным отцом я считаю не Ома, а экс-императора Когэ. Фактически я сейчас реализую его планы. Без этого я не смогу воплотить в жизнь свои замыслы. Ведь если Империя скатится в анархию, то в ближайшие пятьдесят лет нам не удастся выйти за Стену[8].
Надеюсь, однажды мои записи станут доступны любому. Вот только не могу поручиться ни за регулярность ведения, ни за объективность своего дневника. Почему? Да потому, что я всего лишь человек…
Лев. 05.09.1997. Около полудня
– Пачку сосисок и вот этот кетчуп, – я указал пальцем на стеклянную бутылку, наполненную тёмно-бордовой массой.
– Что ещё? – спросила лоточница.
– Бананы. Самые спелые. Килограмма полтора.
Женщина взвесила две кисти тёмно-жёлтых покрытых коричневыми крапинками плодов. Посчитала на калькуляторе и озвучила мне сумму покупок.
Я достал из внутреннего кармана куртки ворох купюр.
Уродливое время. И деньги соответствующие.
В восьмидесятые годы многие из нас мечтали стать миллионерами. В девяностые мечта сбылась, но как-то… бестолково. Расплачиваясь с продавцами, я порой вспоминаю анекдот про фальшивые ёлочные игрушки, которые отличаются от настоящих лишь тем, что не радуют. Нынешние дензнаки вызывают схожие эмоции: на купюрах нулей больше, чем пользы от них[9].
Я забрал сдачу и сложил продукты в сумку.
Если к купленному добавить то, что уже лежит в моём холодильнике, то получится сытный обед.
Раньше многие девушки
Секуляризация – изъятие церковной собственности в пользу государства.
Военное сословие фактически являлось дворянским.
Употребляемые в романе определения «Стена» и «Твердь» можно считать идентичными.
Описываемые события происходят в период Денежной реформы в России 1997–1998 годов, в рамках которой старые рубли образца 1993 и 1995 годов менялись на новые с коэффициентом 1000:1, то есть одному новому рублю соответствовали 1000 старых.