Я – человек. Роман об эмиграции. Елена Будагашвили
колени занемели, но она не меняла своей позы и не вытирала слез. Она их не чувствовала. Солнце уже давно скрылось из глаз, уступив место месяцу и звездам, которые заняли свои привычные места на черном небосводе.
В комнату вошел Борис. Он ничуть не удивился, увидев стоящую на коленях дочь. Он подошел к ней, погладил ее по голове и произнес: «Всё в порядке, Ниночка. Операция прошла успешно, мама пришла в себя и сейчас спит. Ложись спать, уже поздно».
Когда отец вышел, Нина подошла к еще раскрытому окну и, послав в бесконечное звездное пространство воздушный поцелуй, прошептала: «Спасибо тебе, Господи!»
На следующий день Нина и Оля на шестом уроке пошли в кабинет химии, чтобы еще раз обговорить план своего выступления перед классом. За партами уже собрались все члены кружка. Зинаида Петровна тоже не заставила себя долго ждать и вошла в класс с толстой кипой новых, еще пахнущих типографской краской, журналов. «Ну что, дети, в пятницу у вас ответственный день. Мы начинаем нашу пропаганду. Чтобы вам не было страшно выступать перед всем классом, я предлагаю вам выступить с вашими докладами сегодня, сейчас, перед другими членами кружка. Вы уже должны были подготовиться, материал у всех с собой. Как вы на это смотрите?» Ребята закивали. «Ну, вот и прекрасно! Кто первый? Пожалуй, начнем по рядам. Сначала – Вася Савосин, потом – Оля Корешкова с Ниной Гольдберг, потом…» – и она стала перечислять фамилии остальных членов кружка.
Вася выступал красноречиво и пылко, цитируя высказывания о Боге выдающихся деятелей партии. Ребята слушали и переживали, получится ли у них так же хорошо и доходчиво. Наступила очередь Оли и Нины. Девочки вышли к доске и Нина, нарушив договоренность о том, что вступительное слово скажет Корешкова, заговорила первая. Только ничего того, о чем девочки решили говорить, Нина не сказала. Она, прямо глядя в глаза Орешко и своих товарищей, промолвила: «Я очень извиняюсь перед вами, Зинаида Петровна и вами, ребята, но я выхожу из кружка! Я не могу убеждать других, чтобы они не верили в Бога, потому что сама – верю. Я верю в Него. Я люблю Его. А теперь делайте со мной, что хотите», ее голос дрожал, и ноги стали ватными. Дети молчали. Первой молчание нарушила Корешкова, принявшая признание Нины как настоящее предательство с ее стороны:
– Ты что, с ума что ли сошла? – закричала она. – Мы же только вчера с тобой занимались и готовились. В Бога она верит… Нет, точно, рехнулась. Тоже мне верующая какая. Ты хоть раз была в церкви?
– Нет. Я еврейка, а евреи в церковь не ходят, – выпрямилась Нина.
– А куда тогда они ходят, чтобы молиться? – решила докопаться до истины Оля.
– В синагогу, – Нина напрягла мозги, чтобы не выдать своей полной неграмотности в иудаизме.
– И ты тоже ходишь в синагогу? – Корешкова прямо-таки рвалась в бой.
– Никуда я не хожу.
– Чего ты тогда болтаешь, что ты – верующая. Где же тогда твой Бог? Где ты его держишь? Где? Покажи?!
Нина развела руками, стараясь охватить всё окружающее пространство,