Когда я пишу. Полина Албахтина
над головой дочки. Он гудел как труба и словно звал за собой. Так, передвигаясь за шмелём от дерева к дереву, мы дошли до огромного каштана. Шмель облетел его несколько раз. Сел в самом низу, у травы, на кору возле норки – отверстия в коре. Погудел ещё. И нырнул в норку.
– Спрятался в домике! – радостно объявила дочка.
Мы присели перед норкой на корточки, по очереди заглянули в её темноту и приложились к ней ухом. Я поднял прутик и поводил им в норке. Оттуда донеслось гудение.
– А теперь я, – сказала дочка и забрала прутик.
Она покрутила им в норке. Оттуда загудело. Шмель вылез из норки. Погудел. Покружил вокруг дочки и улетел. Дочка хмыкнула:
– Перекусил, почистил крылышки, переодел штанишки. И улетел в гости.
А я повёл дочку через парк на центральную площадь города. Там во всю длину бульвара, отходящего от площади, тянулся широкий газон, весь покрытый огромными алыми маками. Просто-таки алый ковер! Мы шли вдоль этих зарослей маков, широко распахнувших лепестки. Я бережно двумя пальцами подхватил качавшийся на ветру бутон и развернул его к дочке.
– Смотри, как много внутри всего! Пчёлы и шмели, как из чашки, пьют оттуда сок.
Маки были почти в рост дочки. Она то и дело останавливалась, нагибалась, отводила назад и в стороны руки и утопала носом то в одном, то в другом маковом бутоне. И я поступил не очень красиво – взял и сорвал с общественного газона один из самых ярких и больших цветков. Я торжественно вручил его дочке. Мы пошли дальше.
И вдруг, предупредив о своём появлении жужжанием и гудением, объявился шмель.
– Это наш знакомый? Который из парка? – спросила дочка.
– Вроде другой, – ответил я. – Полоски не такие, как у того.
А шмель пристроился на лепестки цветка, который несла дочка. Переполз с одного лепестка на другой – и нырнул в самую глубину макового бутона. Дочка внутренне замерла. Она ступала осторожно и несла маковый бутон как необыкновенную драгоценность. Она смотрела прямо перед собой – и одновременно как бы внутрь цветка и внутрь себя. Ветер покачивал стебель с бутоном. А дочка словно и не дышала.
Шмель временами гудел внутри бутона. И от его движений бутон тоже покачивался. Но дочка боялась заглянуть внутрь цветка – чтобы не помешать шмелю и не спугнуть его. Она вся прониклась тем доверием, которое оказали ей природа, цветок и шмель.
А потом, напитавшись, шмель улетел, гудя в вышине на прощанье. Дочка оттаяла. Но до самого дома так и несла цветок, словно чудесное хрупкое чудо-сокровище.
Брызгалов Марк
Собачница
Крепкий кирпичный дом, оштукатуренный и аккуратно побелённый, с чистым свежевыкрашенным крыльцом, резными строгими наличниками и зелёным забором, как магнитом притягивал к себе. Не столько он, сколько его обитатели: баба Надя и деда Костя.
Деда Костя, седой ветеран, начинал служить пехотинцем, прошёл всю