Черный воздух. Лучшие рассказы. Ким Стэнли Робинсон
под кровлей из пальмовых листьев. Хижины были пусты. На горизонте мерцало неяркое зарево.
Вскоре он вышел к берегу моря. От берега тянулся вдаль невысокий мыс, сложенный из многих тысяч деревянных кресел – вернее, обломков кресел, грудой сваленных в воду. На оконечности мыса кто-то сидел, удобно устроившись в большом кресле с уцелевшим сиденьем, спинкой и одним из двух подлокотников.
Эбернети не без опаски ступил на россыпи перекладин и точеных деревянных цилиндров и, переступая с подлокотника на фанерное донце сиденья, двинулся к незнакомцу. Серое море вокруг было необычайно спокойно: зеркальные волны накрывали скользкое дерево у кромки прибоя и совершенно бесшумно откатывались назад. С моря неспешно тянулись к берегу полупрозрачные, невесомые пряди тумана – нижних слоев плотного облачного покрова. В воздухе веяло солью и сыростью. Передернувшись, Эбернети наступил на следующий обломок посеревшего, источенного стихиями дерева.
Сидящий повернулся к нему. Это был Уинстон.
– Фред!
В предутренней тишине его оклик казался невероятно громким. Подойдя к нему, Эбернети отыскал под ногами спинку кресла, пристроил ее понадежнее и сел рядом.
– Как ты?
– В порядке, – кивнув, отвечал Эбернети.
Вблизи от воды явственно слышался тихий плеск и шипенье прибоя. Набегавшие на берег волны сделались чуточку выше, курились едва различимым сквозь сумрак серым туманом.
– Уинстон, – прохрипел он и кашлянул, прочищая горло. – Что же стряслось?
– Мы спим. Грезим наяву.
– Да, но что это значит?
Уинстон дико, безумно захохотал.
– Новая эмерджентная фаза сна, промежуточный сон, скоротечный сон, ромбоэнцефалический сон, мостомозжечковый сон, активированный сон, парадоксальный сон, – саркастически улыбаясь, заговорил он. – Что это – никому не известно.
– Но ведь столько исследований…
– Да уж, исследований – целая уйма! И как же я верил в них, как работал для них, ради всех этих жалких домыслов, варьирующихся от абсурдных до смехотворных! Сновидения упорядочивают в памяти жизненный опыт, стимулируют чувства в темноте, готовят нас к будущему, реализуя подсознательные модели ожидаемых событий, упражняют глубинное зрение… Бог ты мой! Одним словом, Фред, ничего мы об этом не знаем. Ни о сне, ни о сновидениях, и, если вдуматься, о сознании, о состоянии бодрствования – тоже. Сам посуди: что нам обо всем этом известно? Мы жили – бодрствовали, спали, видели сны, и все три состояния для нас в равной мере загадка. Теперь мы переживаем все три состояния одновременно, и что? Задача хоть немного усложнилась?
Эбернети сковырнул песчинку со сломанной ножки кресла.
– Я почти все время чувствую себя абсолютно нормально, – заметил он. – Просто странности раз за разом вокруг происходят.
– Твоя ЭЭГ демонстрирует необычный паттерн, – в «научной» манере заговорил Уильям. – Много больше альфа- и бета-волн, чем у всех остальных. Как будто ты изо