Ветер судьбы. Роза Туфитуллова
спокойно, ну а если ночью ты проснёшься вдруг, –
Тишь… Рассвет ещё не скоро. Темнота стоит вокруг.
И тебя охватит жалость, и до утренней поры
Ты оплакиваешь участь и Тахира, и Зухры[14].
…Поэт плакал.
Стыдно, ей-богу! Не на этого ли «ангела» жаловался он петербургским друзьям-журналистам Кариму Сагиту и Кабиру Бакиру? Мол, квартиру Мусы Бигиева, и без того тесную, заполонили курсистки… В действительности же и внутренне, и внешне поэт не в состоянии был принять то непомерное почитание, чрезмерное возвеличивание, которыми окружили его студенты.
И снова, словно договорившись между собой, одновременно навалились на грудь его внутренние сомнения, болезнь, горькая судьба, оставшиеся считанные дни, любовь, размышления о счастье… В душе Тукая поднялся жестокий девятибалльный шторм. Яростные, белопенные волны-чувства раскачивались, набегали, бились.
– Дитя природы, ты говоришь «Крым». А знаешь, эта вода тепла лишь для тех, кто плавает на солнце и в мелководье. Для таких, как я, ныряющих в глубины истины, всё иначе. Чем глубже ты опускаешься, тем холоднее вода и сильнее давление. Ты ещё поймёшь – но позже – и силу чувств, которые бушуют в душе поэта, и то, как много моих надежд и мечтаний поглотило жестокое море под названием «жизнь»…
В эти же минуты Уммугульсум-Джоконда, в слезах сбегавшая по лестнице, думала лишь об одном: уехать отсюда немедленно! Немедленно! Ноги сами понесли её в сторону Невы.
Весна уже вступала в свои права. На Неве начинался ледоход. На зеркальной поверхности воды колыхались дворцы и здания, одно краше другого. Таяли льды. Лишь лёд, царивший в сердце поэта, не смогла бы сдвинуть никакая сила.
Видно, одних горячих чувств Уммугульсум не хватит, чтобы растопить вечную мерзлоту судьбы. Тукай – как большой айсберг. И, кажется, он даже не заметит, если сокрушит твой белый парусник. Разве не так?
– Нет, нет, вовсе не так, – разгорячившись, с мокрыми от слёз щеками, начала разуверять себя Уммугульсум. Потому что она до сих пор жила в тумане сладкого сна после того литературно-музыкального вечера, который некогда состоялся в Казанском Дворянском клубе[15]. Как сильно сблизила их в тот день «Игра в почту»! Тогда влюблённая Уммугульсум, пользуясь своей ролью почтальона, написала Тукаю кучу писем и передавала их ему с таинственной улыбкой. И не отдала ему ни одного письма от других девушек! Тукай шутил тогда: «Неужто только одна красивая девушка захотела мне писать?.. Вам к лицу роль почтальона. А читать ваши письма – настоящий праздник». Он прошептал это, мягко взяв её за руку и чуть задержав её в своей ладони. На следующий день был написан настоящий гимн этим рукам.
Твои руки
Источник радости и муки,
Всё совершенство – твои руки.
Как рыбы, в брызгах света блещут,
Чисты, как ангел, твои руки.
И выздоравливают души,
Их лечат, дева, твои руки.
Волшебной силою удержат
И не отпустят твои руки.
В них счастья каждого начало
И море счастья – твои руки.
Как чайки, рук твоих коснувшись,
Я в небо взмыл – там
Перевод М. Синельникова.
Перевод В. Думаевой-Валиевой.
Гульсум встретилась с Тукаем на литературно-музыкальном вечере, который был впервые организован в Казани. Современник Тукая, писатель, богослов и публицист Галиаскар Гафуров-Чыгтай в своём дневнике записал точную дату этого события. Это случилось вечером 8 марта 1908 года. В тот вечер, как пишет Чыгтай, Тукай много общался с дочерьми чистопольского ишана. И упоминает, что написанное на следующее утро стихотворение «Твои руки» посвящено одной из этих девушек (См.: Гафуров-Чыгтай Г. Сайланма әсәрләр. – Казан: Ихлас, 2013. – 331–333 б.; 342–345 б.). Первая встреча Тукая с Зайтуной состоялась в начале мая 1908 года (Алиева А., Ибраһимова Ф. Габдулла Тукай: тормыш һәм иҗат елъязмасы. – Казан: Татар. кит. нәшр., 2003).