Сцены из минской жизни (сборник). Александр Станюта
и удлиненные, вытянутые к уголкам. Коля Лазарев говорит, они с разрезом у нее, и добавляет, что у его Нелки похожие.
И неохота спорить, доказывать, что глаза у Нелки еще неизвестно какие, но вот у Саши, когда удалось в первый раз рассмотреть ее, у Саши, точно, хоть и голубые, или, может, серые, но тоже вот так же странно удлиненные глаза, как у Самойловой. А если взять Колькину привычку называть сразу по именам известных людей, но ему лично не знакомых, то Сашины глаза ну точно, как у Тани.
На снимке в том «Пшекруе» Таня сидит на полу в мастерской художника, видно, в дорогущей накидке или коротенькой леопардовой шубке, очень это ей идет, и смотрит вверх, а там начатый Танин портрет. Он, как все лица у этого художника, с большими удлиненными глазами. И понимаешь, что Самойлова просто находка для него, может, и все его портреты с одинаковыми удлиненными большущими глазами стали именно такими от Тани.
А что касается Филипа, Жерара этого, так он теперь прямо не сходит с языка. После картины «Фанфан-Тюльпан» он уже чуть ли не второй Тарзан, все его знают, хвалят, дети в него играют, прыгают на крышах сараев, фанфанят и фехтуют палками, тюльпанят по башке. Стал прямо как Герой Советского Союза. В Москве с ума сходили на стадионе «Динамо», когда приехала сборная Франции. Все знаменитости, конечно же; в воротах у них Реметер, а впереди все забивалы, Раймон Копа и Пьянтони, и Жюст Фонтен со своей левой колотушкой, ну, в общем, все ребята. Пятьдесят четыре тысячи народу на трибунах, судья из Англии сэр Эллис, и тут явление: Жерар Филип, любимец публики. Моднющее легкое пальто, без шапки, с галстуком, в белой рубашке, а ботинки!.. Ему вручают огромнейший букет, он подходит к своим в центре поля, все счастливы, улыбки до ушей, а он делает первый удар по мячу artex, желтому, это отлично видно на снимке в Огоньке.
А Ив Монтан, его жена, яростная коммунистка Симона Синьоре, тоже в Москве получают свои аплодисменты. Он поет во всем черном, свитере, брюках. Обоих знают по кино: «Торговцы смертью», «Жить, чтобы жить». Обоих любят. Любят особенно за то, что все-таки приехали после Венгрии и наших танков в Будапеште. А ведь не хотели.
Но на пути домой, в Варшаве, Монтан устраивает выставку, развешивает специально купленные в Москве женские теплые штаны, трусы, рейтузы, все грубое женское белье. Такой вот тонкий французский юмор, се си бон, ля Пари… Такая вот селяви, как говорят сейчас тут у нас.
Декабрь уже на половинке. Зима опять ложится. Опять, потому что уже два раза таяла. Теперь завалы снега. Глухо, как в вате, урчат, буксуют грузовики с брикетами торфа во дворах и во дворе нашей покрытой снегом Африки.
Все ближе тридцать первое, все ближе Новый год.
И вот оно, последнее число, последний листик в отрывном календаре.
Весь день в какой-то кутерьме и суматохе, кошелки и хождение по магазинам для родителей, в общем, белиберда. До чего ж легко со всем этим соглашаешься и терпишь, если маячит, светит что-то впереди.
Вечером, когда стемнеет, мы с Колей должны ехать к Саше и Алине на Логойский тракт. Там будем встречать Новый год.
Мы приглашены!