Детство 2. Василий Панфилов

      – Серьёзный человек, – И мордаха такая погрустневшая, што мне вот захотелось кому-нибудь морду набить, штоб грустность ету убрать.

      – Знаешь, где етот серьёзный человек живёт, да под кем он ходит?

      – Конечно! – Аж подскочила, возмущённая такая. Как же – она, и вдруг не знает чего!

      Серьёзные люди, как водится, работают в Одессе всё больше ночами. Еле-еле вытерпели до после обеда, проведя утро на море, да и пошли к Бляйшману.

      У тово свой дом двухэтажный из ракушечника. Не так штобы и большой, но на одного человека, пусть даже и с семьёй, так и немаленький. Двор собственный, на котором разместилось несколько сараев и два больших дерева. Богато!

      – Мой боевитый друг Егор и его верный Санька Пансо! Моё почтение! – Заорал он сверху, заприметив нас перед калиткой, подскакивая из-за стола, – Поднимайтесь, я как раз завтракаю!

      Смотрю, Фира погрустнела – её-то не упомянул, а значица – затаил. Прямо почти о том сказал. Ну да тут дело такое, что за пролитую кровь порой меньше спрашивают, чем за сказанные слова.

      – Супруга моя, Хая, – Представил он толстую красивую бабу, почти што красивую, только очень уж лупоглазую, – Садитесь!

      – Спасибо, дядя Фима, – Отвечаю вежественно, не забыв снять картуз, – мы только из-за стола.

      – Какие милые мальчики! – Умилилась Хая, и рукой меня за щёку щипет, – Так заходите к нам почаще, когда из-за стола! Всегда будем рады таким гостям! Фима, может тебе завести побольше русских друзей? А то эти жидовские морды, норовящие пожрать на дармовщинку, мине уже как-то надоели! Мине хватает одной жидовской морды – твоей! Ну может ещё Ёсик, когда он приезжает голодный от своего петербургского университета! И хватит! Вот когда Ёсик заведёт детей, тогда совсем другое дело.

      – Всегда будем рады, тётя Хая, – Ответил ей, – мы собственно, по вопросам дружбы и добрососедства пришли.

      – Тётя! – Умилилась та, и снова за щёку меня, – Скажу на Привозе, што обзавелась гойским племянником, так мине не так поймут! А потом объясню ещё раз, и мине поймут ещё неправильней!

      Минут десять так развлекались, словесами перебрасывась. Потом Фима доел и бровку етак вверх вздёрнул.

      – Долги возвращать надобно, дядя Фима, – И улыбаюсь, – етому меня жизнь научила.

      Тот кивнул важно так, и рюмочку – жах! И глазами вопрошает.

      – Я предпочитаю отдавать так, штобы мне должны оставались. У вас как, сдачи найдётся? Или лучше сразу?

      И пальцем вверх.

      Бляйшман посидел, поскрёб щетину, не отрывая глаз от моего лица. Понимает, што не за деньги говорить пришёл. Потом медленно так кивнул.

      – Хорошо. Вечером приходи. Один.

      – Вечером, ето когда?

      – Часикам к девяти.