Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского. Олег Сыромятников
некоторые интерпретаторы его творчества[53]. По справедливому замечанию Ю. И. Селезнева, страдание всегда понималось Достоевским исключительно как сила, которая «разбудит <…> человека и никогда уже не даст ему быть равнодушным, потому что это созидательное, пробуждающее душу, открывающее ей самое себя страдание»[54]. Более того, страдание свидетельствует об осознании человеком содеянного им зла и потому, замечает Н. А. Бердяев, «Достоевский верит в искупающую и возрождающую силу страдания. Для него жизнь есть прежде всего искупление вины через страдание»[55].
Идея страдания звучит ещё и как императив, обращённый к главному герою: «Страданием искупи грех, который ты совершил» (Соня), «Пострадайте, в страдании есть идея» (Порфирий Петрович), «Разве ты, идучи на страдание, не смываешь уже наполовину своё преступление?» (Дуня). Благодаря Порфирию Раскольников узнаёт идею страдания и как бы со стороны: Миколка берёт на себя его преступление, чтобы «страдание принять» и тем самым искупить грехи, которые он успел совершить за время своей жизни в Петербурге. Полагаем, что этим образом Достоевский показывает универсальность действия духовного закона, о котором говорит православие: «Каждый искушается, увлекаясь и искушаясь собственной похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1:14–15). Как и Раскольников, Миколка молод, так же приехал из провинции и так же поддался развращающему влиянию города. И, как всегда у Достоевского, по «закону отражения идей», близость персонажей только подчёркивает их разность. Различия культурно-образовательного уровня привели к тому, что разврат Раскольникова оказался намного глубже, а его последствия – намного опасней, чем у Миколки. И по той же причине у Раскольникова нет нравственного авторитета, который указал бы единственно верный путь преодоления «разомкнутости и разъединённости» с человечеством. Не имея ни наставника, ни идеала, Раскольников не имеет и ясной цели жизни, лишь чувствуя, что эта цель должна же быть где-то. Страдание само по себе этой целью быть не может, оно может быть лишь средством её достижения, но Раскольников этого ещё не понимает, «ибо жизненное знание и сознание <…> приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе» [7; 155]. Заметим, что страдание от осознания себя причиной умножения зла в мире является необходимым условием очищения души человека и высветления в ней образа Божия[56], который представляет собой заложенные в природу человека свойства личности Самого Бога (любовь, знание добра, истины и красоты, способность к творчеству и др.), развивая которые человек может и должен достичь богоподобия[57]. Способность видеть эти свойства в любом человеке – неотъемлемая черта христианина, в полноте представленная в поэтике писателя.
В записной тетради, содержащей окончательную редакцию романа, Достоевский
См.: Михайловский Н. К. «Жестокий талант» (1882); Шестов Л. «Пророческий дар» (1906) и др.
Селезнев Ю. И. Достоевский. 2‑е изд. – М.: Молодая гвардия, 1985. – С. 325.
Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского. – М.: ЗАХАРОВ, 2001. – С. 68.
Человек сотворен по образу и подобию Божию (Быт. 1:26).
«Святы будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш» (Лев. 19:2), «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48).