Памятью сердца в минувшее…. К. Г. Левыкин
не попадаться директору на глаза, а тем более избегали встреч в строгом директорском кабинете. Личность директора, его внешний вид, строгий взгляд, особая манера разговора определяли порядок в школе. Помню, что само появление директора в коридорах школы мгновенно гипнотически успокаивало неистовствующую толпу во время перемены.
Фамилии, имени и отчества нашей огромной директрисы с пенсне на просторном носу широкого круглого лица я не помню. Да я ее просто не мог запомнить, так как лично мне познакомиться с ней не пришлось, хотя повод к тому был. В кабинет директора меня не вызывали, но моей соседкой по парте была племянница директрисы, Нюрка Ярыгина. Как-то однажды она пригласила меня к себе домой. А жила она с теткой-директрисой в школе. Их квартира, в одну комнату с прихожей-кухней, размещалась в правом углу школьного здания, на первом этаже и имела отдельный вход с улицы. Нюрка позвала меня, чтобы дать мне какой-то учебник, которого у меня не было. Мы вошли в прихожую и через открытую дверь я увидел сидящую в комнате на диване нашу грозную директрису. Этой встречи я не ожидал, остановился в смущении, даже не прикрыв двери с улицы. И вдруг я услышал ласковый голос и ласковые слова доброй, пожилой и уставшей женщины, которая из строгой школьной начальницы сделалась очень похожей на мою Маму. Она позвала меня в комнату, спросила, как меня зовут. Я не мог преодолеть смущения, но меня выручила Нюра: она назвала мое имя, сказала, что я в классе новенький и что сижу с ней за одной партой. Директриса вдруг погладила меня по стриженной голове и попросила, чтобы я не обижал Нюру и дружил бы с ней. А на следующий день, в коридоре на нашем этаже я снова увидел суровую и строгую директрису. Она медленно двигалась среди нашей бушующей кучи-малы. Коридор мгновенно стихал. Самые проворные проказники разбегались по классам, а запоздавшие выстраивались по стенкам. Так без окрика и жестов, одним своим директорским видом эта женщина в пенсне наводила порядок.
В недалекие еще прошлые времена, когда в той же двести семидесятой учились мои сыновья, мне, как родителю, приходилось наблюдать иные примеры и картины. В том же коридоре я однажды увидел сцену перебранки тогдашней директрисы с непослушными учениками, пяти– или шестиклассниками. У нее был странный вид: щека была подвязана платком, видимо, болели зубы. На ребятишек она глядела злыми глазами. А те ее совсем не боялись. Нервная, взвинченная женщина с больными зубами была почти в исступлении, а неподдающиеся увещеваниям нарушители порядка корчили ей рожи. Стороны были явно взаимно недружелюбны. Я потом несколько раз наблюдал за общением этой директрисы с детьми. Она была уже без повязки на щеке и зубы у нее не болели, но глаза ее всегда оставались недобрыми. Мне приходилось лично общаться с ней по вопросам увековечения памяти учеников школы, погибших на войне. И в этих случаях она и на меня смотрела недобрыми глазами. Сказать, что эта женщина была недобрым человеком, не могу. Может быть, она придумала для себя маску руководящего