Сторож брату своему. Ксения Медведевич
была веревочка, как раз на шею сидящему накинуть.
За племянником господина Садуна стояли еще двое айяров – Джамшид и красавчик Нагиз. Все трое нагло улыбались.
– Что ты так дергаешься? – осклабился Бехзад. – Не подумай ничего плохого, я душить тебя не собирался!
И подмигнул товарищам.
– Зачем же тебе веревка? – глупо спросил Фархад.
– Ну так, разве что самую малость придавить. Чтобы ты бутончик расслабил, – хохотнул Нагиз.
И шагнул поближе. Фархад вжался в стену, звеня все еще не снятыми ножными браслетами. Айяры, хихикая, окидывали его маслеными глазками:
– А так ты еще красивше, Фархадка…
В длинном платье и завязанном на все шнурки хиджабе несподручно отбиваться ногами – поэтому они его сумели схватить, в шесть рук оттащить к длинному столу, на котором растирали травы, и завалить вниз лицом на скобленые доски. Двое удерживали ноги широко расставленными, Бехзад, сопя, одной рукой выворачивал на спину покрывало, верхнее платье, нижнее платье – а другой крепко прижимал спину к столешнице. Фархад бестолково колотил кулаками и тяжело дышал – кричать было почему-то стыдно. Когда рука айяра рванула вниз шальвары, заголяя ягодицы, Фархад понял, что сейчас ему вдуют, как лодочники в Самарре не умеют, – неделю сидеть не сможет. И простонал:
– Зачем же так грубо?
Тискавшая зад потная пятерня замерла.
– Чего?
– Я разве сказал, что не хочу, о Бехзад? – мурлыкнул Фархад. – Зачем ты со мной как со строптивой рабыней?
И изогнул спину, потеревшись ягодицами о напряженный зебб айяра, вздымавший шальвары на целый локоть. Бехзад ахнул и убрал пятерню, давившую на плечи.
Айяры засмеялись и отпустили ноги.
– Я многое умею, – протянул Фархад, поднимаясь и разворачиваясь к троице жаждущих плотских утех мужланов. – У меня были очень требовательные клиенты…
И провел языком по накрашенным губам.
– Чур, я все равно первый! – выдохнул Бехзад и потащил его в угол – там лежал обрывок ковра, на котором Фархад обычно засыпал, припозднившись с растиранием зелий.
Юноша покорно пятился, Бехзад, застонав от нетерпения, ударил его спиной о стену рядом с ковром и, тяжело дыша, принялся целоваться. Фархад изо всех сил изображал страсть, как учили в притоне: извивался, ахал и сосался в ответ.
И не забывал коситься в сторону товарищей Бехзада – они дрожащими пальцами пытались развязать шальвары, жалко путаясь в шнурках и шипя от собственной неловкости.
Ларец с инструментами стоял в двух шагах – на низеньком столике у стены.
– Позволь мне сбросить одежду, о нетерпеливый, – простонал Фархад, с влажным чмоканьем отлепив свои губы от Бехзадовых.
– Нет, – зарычал айяр, – нет! Снимай штаны, становись на четвереньки!
– Ммм… Так ты раздавишь меня о стену, о могучий, о страстный, любовь моя, как я смогу раздеться перед тобой?..
Айяр попятился, облизываясь.
Фархад с улыбкой стал сползать вниз по стене – в сторону,