Ведущая на свет. Вера Волховец
с мыслям. Молитва о милосердии к грехам. Никогда не думала, что она мне пригодится, но в смертной жизни отец заставил меня выучить весь молитвенник на зубок.
– Я попробую, – тихо вздыхает демон, глядя на меня все с тем же изумленным любопытством.
Я ожидала, что Артур или Джон остановят меня, но видимо… Видимо, они понимают, что увести меня сейчас отсюда можно только силком.
Мне жаль Генри. Очень жаль, вот правда. О нем говорят как о ком-то страшном, а я видела человека, которого плотно обнимали его прошлые грехи. Который может и смог бы стать кем-то другим, но в него больше никто не верил. Он не причинил мне вреда, хотя мог бы, не оскорбил, да и вообще – кажется, сочувствовал, даже не вспоминая, что из-за меня ему сегодня пришлось худо. Такой ли он плохой, что не достоин даже простой молитвы?
Нет, не такой.
Именно поэтому я шепчу сейчас фразу за фразой, слово за словом, и никак не могу остановиться. Мне довелось лишь раз соприкоснуться с его крестом— и вся моя душа содрогнулась при этом воспоминании. А он прикован к кресту уже не первый десяток лет. Будь моя воля – я бы хотела сделать хоть что-то, что помогло бы ему оказаться освобожденным. Ему и всем им, обреченным на высшую меру, по одной лишь причине, что больше никак Лимб не может помешать им вредить другим.
Но я же знаю – амнистии только для слабых демонов. Сильных – исчадий ада, отродий, демонов похоти спасти невозможно. И все, что я могу, – это умолять небеса о милосердии, задыхаясь от собственной настойчивости, не замечая бегущих по щекам слез.
В голове гудит, когда я наконец нахожу в себе силы замолчать и открываю глаза. Генри смотрит на меня печальным взглядом и не говорит ни слова. Как бы то ни было, еще чуть-чуть – и мне придется уйти, оставив его тут в одиночестве в компании с его приговором, но я могу ему дать сейчас лишь только свою молитву.
Крылья материализуются за спиной по моей воле. Материализуются и толкают меня в воздух над крестом Генри. Он поднимает голову, смотрит мне в лицо удивленными янтарными глазами. Я же – чуть подаюсь вперед, настолько близко, чтоб коснуться его влажного от пота лба своими губами. В эту секунду я не боюсь боли, что грозит мне, соприкоснись я с крестом хоть кончиком крыла. Я готова принять это наказание, это малая плата за возможность приободрить этого демона.
– Держись, – шепчу я, ловя растерянный взгляд Генри.
А затем его оковы размыкаются, и демон падает на землю.
4. Свободный, голодный, демон!
Первые секунд пятнадцать Генриха окружает блаженная тишина. Молчат все – Пейтон, Миллер, девчонка… А Генрих лежит на земле неподвижно, пластом, не шевелясь ни единым мускулом. Наслаждаясь каждой секундой полного вкуса собственного чутья.
Свобода? Настоящая? Не сон? Не пустая греза, привидевшаяся в чутком болезненном забытьи?
Свобода… Её ни с чем нельзя перепутать. Больше не впиваются в кожу спины раскаленные зубы гнева Небес, в крови просыпается демоническая сила, а чутье с каждым вдохом начинает нести все больше информации.