Ведущая на свет. Вера Волховец
– тот веры достоин, – уверенно качает головой девчонка. – Пока ты не совершил однозначный грех, пока не сбежал в смертный мир – Небеса в тебя верят. Я не знаю, почему Артур и Джон на тебя бросились. Может быть, это они допустили ошибку?
Она говорит чушь. Она говорит однозначную чушь. Не может быть такого. Уж святоша-то Пейтон лучше прочих знает законы. Чтобы он и допустил ошибку?
– Покажись мне, Генри, – умоляюще просит Агата. – Покажись мне тем, за кого я молилась. Сделай шаг от демона. Хотя бы один. Его будет достаточно, правда. Я буду стоять за тебя, клянусь. Я не дам им без суда распять тебя снова. Веришь мне?
Ее голос странным образом чарует. Мягкий, нежный, проникновенный. Полный незамутненной искренности. Верить ей? Как? Она на всю голову чокнутая. Это же очевидно. Никто в здравом уме не будет смотреть в глаза исчадию и просить его остановиться.
И что она может? Как она не даст архангелам вновь привести приговор Генриха в исполнение? Она младший Страж, смертная с незакрытым кредитом грехов, даже не серафим. Кто она такая, чтобы спорить с Волей Небес, Святым Триумвиратом Орудий.
Он сбрасывает боевую форму, снова обращаясь в человека, смотрит в теплые карие глаза девчонки, смотрит, как они радостно вспыхивают. Она понимает его неправильно. И ох как нехорошо с его стороны так вводить в заблуждение именно Агату.
Но не жрать же эту дурочку, в конце концов… Не ее, накормившую его, отдавшую ему свою воду, освободившую его, наконец.
Генрих неловко качает головой, и прядь его волос падает с плеча вниз, задевая девчонку по лицу. Она вздрагивает и начинает краснеть, и Генрих ощущает то неловкое смущение, что топит Агату все сильнее.
Ну ничего удивительного в этом нет. В Агате Виндроуз же видно скромницу, даже очков надевать не надо, зря Пейтон прохаживался по ее одежде. Девчонка не только выглядит весьма невинно, но и, в принципе, оставляет ощущение некого соприкосновения с целомудренностью. Девственницей смертную жизнь окончила, не иначе.
Генрих касается ее щеки. Агата едва заметно вздрагивает. И сердце ее начинает частить. Нежная какая девочка…
Влечение любым демоном чуется быстро. Потому что самый простой способ утоления демонического голода – это утоление похоти. Вот только Агату к Генриху сейчас не влечет, она сейчас его в основном боится. Странно. В демонической форме не боялась. И на кресте она его не боялась, и вполне себе пялилась.
– Ты спрашивала, верю ли я тебе, да? – мягко спрашивает Генрих, глядя в растерянные глаза напуганной его близостью Агаты.
Девушка торопливо кивает.
– Знаешь, птаха, я был бы очень рад поверить, – тихо выдыхает Генрих. – Вот только я правду знаю. Так что… Прости…
Она дергается, кажется, до нее доходит, что ничего хорошего за этими его словами не кроется, вот только даже в человеческой форме она Генриху ничего противопоставить не может.
Генрих наваливается на нее, прижимает к земле, а сам вгоняет трансформированный демонический коготь девчонке под ребро.
На когтях тоже яд. Не такой токсичный, как на