Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения. Коллектив авторов

      Ты хочешь помолиться? Ступай молиться в поле.

      Иди в леса молиться, в заречные луга.

      Пусть травы и деревья с твоей сольются болью,

      Ветра, дожди, метели в ней станут помогать.

      Молиться можно в храме, но в нем не так раздольно,

      Под крышею твой голос печально одинок,

      А бэк-вокал природы, где будешь петь ты сольно,

      Тебя поддержит дружно, чтобы услышал Бог.

      Смотрю всегда на облака

      С земли, издалека.

      Но кажется, моя рука,

      Коснувшись их слегка,

      Могла бы по небу поплыть,

      Все тело вверх подняв,

      И там бы тоже смог я жить,

      И бестелесным став.

      Но это только лишь всего

      Иллюзия, мечты,

      Не изменить ведь ничего,

      К земле привязан ты.

      Лишь после смерти, может быть,

      По небу не спеша,

      Чтоб светлым облаком поплыть,

      Вспорхнет твоя душа.

      Мы в места эти ходим не часто –

      Лишний раз зачем сердцу болеть?

      Но мы к ним поневоле причастны –

      Раздвигает здесь занавес смерть.

      И на сцене спектакля кусочек:

      Каждый – зритель, и он же актер.

      Ты родных узнаешь среди прочих

      И жалеешь, что вел с ними спор

      О вещах преходящих, неважных,

      Сколько криков, истерик и слез,

      А теперь и обидно, и страшно,

      Что бездумно им горе принес.

      Четверть часа картинки былого

      Есть у каждого в жизни, судьбе.

      Почему же заветное слово

      Очень поздно приходит к тебе?

      Не мешает ни вздоху, ни взгляду

      (Это место уже вдалеке).

      Только тяжесть чугунной ограды

      До сих пор ощущаешь в руке.

      Дружили гармошка со скрипкой,

      Играли в умелых руках.

      Гармошку встречали с улыбкой,

      А скрипку с печалью, в слезах.

      Они кочевали по свету,

      По свадьбочкам, похоронам,

      Братание странное это

      Никак не понять было нам.

      Владельцы их, пьющие оба,

      Русак и галутный еврей,

      Толстяк и, как спичка, худоба,

      Совсем не похожи, ей-ей.

      Что общего у музыкантов,

      Запойная к музыке страсть?

      А может, сдружились таланты,

      Чтоб в жизни совсем не пропасть?

      Скитались, порой голодали,

      Довольствуясь скудной едой,

      И горькое зелье вкушали

      Из кружки заветной одной.

      Их знали в деревнях, и селах,

      И в дальних глухих хуторах.

      Один был с усмешкой веселой,

      Другой – с вечной грустью в глазах.

      Но все в нашей жизни так зыбко,

      А