Моя жизнь и любовь. Книга 2. Фрэнк Харрис
сказать, что Вагнеру простительно заблуждение в таких пустяках. Но ведь композитор утверждал, что Гейне позаимствовал сюжет из чужого произведения.
В отношении легенды о Тангейзере такое объяснение невозможно. Вагнер всегда признавал, что взял эту историю из простого фольксбуха[59] (aus dem Volksbuch und dem schlichten Tannhauserlied). Искали – нет такого фольксбуха, нет такой легенды.
Когда однажды я говорил со страстным восхищением о Гейне и ставил его и Гёте намного выше Шиллера, Вагнер прервал меня:
– Вы чрезмерно увлеклись! Восторг вверг вас в заблуждение. Гейне был всего лишь простым лирическим поэтом, в то время как Шиллер – великий драматический гений.
При этом Вагнер был обязан гению Гейне самыми прекрасными немецкими легендами, которые он положил на музыку. Думаю, что в будущем его отрицание Гейне (хотя и малоизвестное ныне), станет темным пятном на образе Вагнера, который во многих иных вопросах был гораздо благороднее. Что это доказывает? Да то доказывает, что Вагнер был намного менее искренен, чем Бетховен, и что не было в нем той магии понимания любви, которой столь щедро одарил Шекспир даже своего соперника Чапмена[60]. То, что Вагнер мог искусно притворяться в подобных случаях, всегда казалось мне низводящим композитора ниже его истинного уровня. Почему гениальные люди, освещающие нашу жизнь своим существованием, оставляют такие пятна на памяти о них? Чтобы омрачить их сияние?
Глава V. Афины и английский язык
Я никогда не смогу передать словами естественную красоту, хотя видел пейзажи столь прекрасные, что одно воспоминание о них вызывает слезы на моих глазах. Есть два города – Афины и Рим, – которые невозможно описать. Их надо видеть и изучать, чтобы ощутить и осознать. Афины производят впечатление изысканной простоты, Рим – утонченной сложности. Красота человеческого тела – это первое впечатление. Величие фигуры мужчины и чувственная привлекательность женщины – это то, что Афины дают приезжему в первые же мгновения. Рим иной. В Риме сошлись добрая дюжина цивилизаций, и каждая цивилизация воздействует на чужака и призывает его по-своему.
На вторую ночь моего пребывания в Афинах была почти полная луна. По всему небу на ярко-синем фоне виднелись маленькие белые облачка, похожие на серебряные щиты, отражавшие тусклое лунное сияние. Делать мне было нечего, поэтому я пересек площадь, где стояли дворцовые казармы, и через Пропилеи поднялся на Акрополь.
Когда я стоял перед Парфеноном, чистая красота его руин пела мне, как изысканный стих. Я провел там ночь, просто ходил взад-вперед по Акрополю. От кариатид Эрехтеума – к фризу Парфенона, затем к храму Ники Аптерос и обратно. Когда наступил рассвет и первые лучи солнца осветили Акрополь, я стоял, сложив руки за спину, и моя душа трепетала от восхищения и благоговения перед красотой, увиденной мною в тот раз.
Город Афины – чистое язычество. Его храмы, как и его поэзия, взывают к сокрытой в нас глубочайшей человеческой сущности. Эти здания не ведут взгляд от вершины к вершине в бесконечность, как делают шпили готического
Фольксбух – сборник всевозможных историй из средневековой литературы.
Джордж Чапмен (1559—1634) – английский поэт, драматург и переводчик. Создатель канонических английских переводов поэм Гомера.