Светя другим – сгораю. Александра Морозова
там говорила? – бухгалтерия с аудитом?
Оксана назидательно качнула головой.
– Знаешь ли, мой дорогой, наступают моменты, когда поэты берутся за лопаты.
– Бред какой-то! – выдохнул Матвей. – Я даже представить этого не могу.
– Не представляй. Да только её всё равно, кроме как по знакомству, никуда бы не взяли.
– Это ещё почему?
– А в какое приличное место возьмут с таким братцем?
У Матвея дёрнулось сердце.
– А что с её братом? – вымолвил он, снова остановившись.
Оксана сделала шаг вперёд, обернулась.
– Ты и про это не в курсе?
– Да откуда я могу знать, что тут происходит?!
– Потише, – сказала Оксана и подошла к нему. – Брат её ввязался в гнусную историю. Кого-то изнасиловал, кого-то избил или ограбил. Очень запутанное дело, – Оксана некрасиво сморщила лицо. – Мамаша-аудиторша говорит, ему светил большой срок, но Алика постаралась и вытащила его. В итоге дали условно.
Мимо прошла молодая пара. Ветер выхватил и донёс до уха Матвея усмешку из чужого, весёлого разговора.
Матвей долго смотрел на Оксану, но ничего не говорил. Услышанное не умещалось в его голову, словно огромный рояль в кладовку.
– Не может быть, – прошептал он, а потом добавил уже громче, осознанней: – Это просто не может быть правдой. Пашка на такое не способен.
Оксана закатила глаза и стукнула каблуками.
– Откуда ты знаешь, на что он способен, а на что нет?
– Я – знаю!
Матвей смотрел на Оксану, судорожно соображая, как передать всё, что знает о Пашке, как рассказать, какой он светлый, добрый парень, но не найдя в её глазах и капли сострадания, одёрнул себя. Ничего не сказал. Накрыл лицо замерзшими ладонями.
– Нет, – повторил он. – Я не верю.
– Да ты ни во что не веришь! Всё тебе кажется, что твои Садовские идеальные. А я вот, например, очень даже верю, что этот Пашка оказался подонком. Он же сирота – кто его там воспитывал?
Матвей едва сдержался, чтобы не схватить Оксану за плечи и не встряхнуть, что есть силы.
– Я его воспитывал, – сказал он и, не вынося больше змеиного взгляда, отвернулся и зашагал дальше.
Оксана поспешила за ним.
– Ты-то здесь при чём? Ты ему не отец.
Матвей глубоко вдыхал холодный октябрьский воздух. Он должен успокоиться. Должен взять себя в руки.
Пашка. Гибкий подросток с искренней улыбкой и таким пронзительно-добрым взглядом, что сердце раздирает жалость. Матвей всё переживал, каково будет Пашке во взрослом мире. Голову ломал – как защитить его от несправедливости, лжи и бездушия некоторых людей? Чем помочь?
И вдруг, словно видение, перед Матвеем снова предстала Лена. Он увидел её всю до мелочей. Казалось, можно разглядеть узор платка, который она повязывала на голове наподобие тюрбана. Горло схватывало от подступавших рыданий.
Он слишком многое пытался удержать внутри. Запрятать поглубже, чтобы не дать чувствам разгореться. Но всегда наступает минута, когда переживания оказываются сильнее, захватывают целиком, лавиной, как повстанцы осаждённый