Светя другим – сгораю. Александра Морозова
это зацепило. Он бы выволок приятеля на свежий воздух и мигом протрезвил, уронив лицом в мокрые осенние листья. Но сейчас скандал был никому не нужен.
Матвей долго на него смотрел, а потом обратился к Толику:
– Подай мне виски.
Толик боязливо захлопал глазами под очками. Потом, стараясь не пересекаться взглядом с Антоном, взял бутылку, которая была от того в опасной близости, и передал Матвею.
Оксана, видя, к чему идёт, поспешила заговорить о другом.
– А какие в Америке женщины? – спросила она громко. – Правда, что они все жутко некрасивые?
Матвей поглубже вдохнул и повернулся к ней, случайно угодив взглядом в сочную грудь, полукружьями виднеющуюся в глубоком вырезе кофточки. Он тут же поднял глаза на лицо Оксаны, но было поздно. По её шельмоватой улыбке понял, что именно этого она и добивалась, когда выбирала наряд.
– Все они разные, – сказал Матвей, припоминая, о чём был вопрос. – Белые, темнокожие, азиатки. Некоторые очень красивые, некоторые – не очень. Как и везде.
– Но здесь-то миленьких явно больше?
Матвей пожал плечами.
– Да, если ты так хочешь.
– А на самом деле?
– А на самом деле, я не знаю. Я был слишком занят и не успевал сравнивать.
– Скажи ещё, что ты совсем на девушек не смотрел! – усмехнулась Оксана.
Мама с любопытством взглянула на него, пригубив вино из своего бокала.
– Почему же, смотрел, – ответил Матвей. – На некоторых даже засматривался. Но меня больше интересовали тела без одежды.
Парни одобрительно загудели.
– А иногда и без кожи, – добавил Матвей.
Антон загоготал на весь дом, так, что куцый смех Толика почти совсем затмился. Люба фыркнула, мама поморщилась, а Оксана сузила и без того узкие глаза.
– Шут.
– Да ладно тебе, Ксюнь, – сказал Толик. – Я хоть и не был в Америке, а уверен, что наши женщины самые красивые. Что ты его слушаешь вообще? На него уже давно нельзя положиться в этом деле.
– Точно-точно! – подхватил Антон. – Он как со своей Аликой связался, так напрочь забыл, что в мире существуют другие бабы. Если бы я не знал его с детства, подумал бы о нём самое скверное.
Имя, произнесённое вслух пьяными устами, заставило Матвея вздрогнуть.
– Кстати, молодец, что бросил её! – продолжал Антон. – С ней ты совсем в каблука превратился.
Матвей посмотрел на Антона так, что тот на миг удивлённо, если не испуганно, скривил бровь.
В последний раз они дрались на втором курсе. Матвей помнил это очень чётко. Сцепились из-за какой-то ерунды. Их быстро растащили, пока никто не успел настучать в деканат, но кровавые сопли, падающие из разбитого носа Антона на белоснежный халат, закрепили за Матвеем негласную победу.
– Я её не бросал, – выговорил он, потом махом плеснул всё, что было в его стакане, в рот и проглотил, не почувствовав вкуса.
– Без разницы – ты её или она тебя, – морщил нос Антон. – Разошлись и хорошо. Она плохо на тебя влияла. Никуда одного не пускала, вечно