Будничные жизни Вильгельма-Почитателя. Мария Валерьева
и спустишься вниз, там уже Ян ждет.
– Пусть ждет, я останусь здесь.
– Ты спуститься вниз и сядешь на лавку, рядом со мной, Вильгельм. Ты расскажешь о себе, обменяешься любезностями, как и делают все люди… Я уже сказал, что ты придешь, я дал слово!
– Забери свои слова назад и дело с концом.
– Я же держу слово и не бегу от трудностей, в отличие от тебя, – голос Ванрава дрожал от раздражения. – Ты спустишься…
– Нет, не спущусь. Я уже все тебе сказал.
Ванрав, уже настроившийся на веселье, бросил одну из рубах Вильгельму на грудь, да с такой силой, что Почитатель чуть не задохнулся от наглости.
– Я сказал, что не хочу! Не хочу и все! Чего тебе надо от меня? – воскликнул он, вскочив на ноги и бросил рубаху на пол. Волосы его разлохматились, щеки покраснели от возмущения. Похож он был на взъерошенного воробья.
Ванрав посмотрел в лиловые глаза, цвет которых скрывали линзы.
– Ты ведешь себя как человеческий ребенок, Вильгельм. А ты Почитатель как-никак.
– Я не ребенок, я взрослый! – буркнул Почитатель, поставив руки в боки.
– Так и веди себя, как взрослый, а не как младенец, – бросил Ванрав и пошел к бадье умыться. Вильгельм смотрел, как друг раздевался, как вода лилась по его загорелым плечам, усам, густым волосам. Как руки, покрывшиеся мозолями от постоянных соприкосновений с работой, взбивали мыльную пену и смывали ее с лица, покрытого тонким слоем дорожной пыли.
Вильгельмовские руки не были даже похожи на женские – он не знал никакой работы, кроме лабораторной и бумажной, а мозоли появлялись разве что после вечеров, проведенных за рисованием и письменной работой. Щеки его мягкие, без единой царапинки. Волосы – слишком шелковистые, как для человеческого мужчины, который провел месяцы в пути. Да и людей Вильгельм чаще видел через отчеты, которые высылал Ванрав.
– Ладно, я пойду. Какая из рубах моя? – выдавил Вильгельм.
Ванрав потер руки об живот, поднял с пола полотенце и вытер лицо. По его широкой груди стекали капли воды.
– Та, бабская. В мужской ты утонешь.
Вскоре они переоделись в рубашки с цветочной вышивкой, которая шла только Ванраву, а Вильгельма делала похожим на пугало в цветочек.
– Ты меня в посмешище превращаешь! – воскликнул Эльгендорф, когда увидел себя в отражении воды в ведре. – На кого я похож?!
– На больного гермафродита в рубахе, – засмеялся Ванрав. – Нам пора. Только от меня не отходи, а то еще пристанут, а ты там и коньки отбросишь от страха.
Вильгельм фыркнул, сдул с глаз темные прядки волос.
– И кто же тебе эта Бронислава? Я бы не стал портить жизнь замужней женщине.
– Да у меня и нет на нее планов, – бросил Ванрав, завязывая ботинки. – В прошлый раз, лет с десять назад, когда она была еще молодой, мы прекрасно провели время. Сейчас у нее семья, а у меня – все еще дорога.
– Какая трагичная история, меня сейчас стошнит, – театрально вздохнул Эльгендорф, поднялся с трухлявой табуретки и пошел к двери. – Пошли. Чем