Ольма. Стать живым. Анна Владимировна Прокофьева
все откроется и все лихоманки исчезнут.
– Что теперь делать, в колодец глядеть? Как дед Кондый? – спросил Упан
– Окстись, не к колодцу я тебя вел, а к дереву. Вон заросли можжевеловые на том конце, видишь? Пойдем, выберем себе по деревцу.
– Большое дерево брать? – заинтересованно ухватился за самый толстый ствол Упан?
– С руку толщиной, бери, – подползая, ответил Ольма.
– Почему можжевельник? Зачем? -поинтересовался у охотника Упан.
– Потому что у него древесина крепкая, но гибкая, в воде не бухнет, в руках не скользит. —
Упан внимательно слушал молодого охотника.
– Но лук не только из можжевелового дерева будет, нам еще потребна добрая берёза. Слушай-ка, а чем будем дерево рубить-добывать? Ножом-от много не нарежешь… – растерянно протянул Ольма
Упан с досадой хлопнул себя ладонью по лбу:
– Ты, вроде, уже большой дядька, Ольма, постарше моего, так чего мне вчера про тесло не сказал?! Теперь к суро в избушку бежать, там у стены в клети каменное тесало стоит. Я бы его с собой притащил.
– А дотащишь ли? – мстительно прищурился Ольма. – Больно хлипкие ручонки-то.
– Да уж, не хлипче, чем у тебя, болезного, – презрительно бросил Упан, чувствуя, что внезапно накатившая злость от Ольмовых слов бурлит и просится наружу. Чтоб не покрыться шерстью при калеке, сорвался в бег и рванул в сторону капища, где у опор Кондыевой избушки в плетеной клети хранилось большое каменное тесало.
Ольма на сумрачной поляне остался один. Солнышко катилось к закату по невидимому из-за деревьев небу. От темного колодца тянуло прохладой и сыростью. Ольма зябко передернул плечами и медленно подполз к каменному ложу. «А чем шишак не шутит, может попробовать мою хворь на ложе вылечить?» – подумалось ему. Но до полночи, когда должно происходить исцеляющее волшебство, было далеко… «Да, и наверняка, заговоры надо читать нужные да правильные, а я только охотничьи знаю. Надо с суро переговорить.» – решил Ольма. Но к ложу все равно придвинулся. Камень аккурат был на уровне глаз охотника, вся поверхность была зеленовато-черной, в мелких полулунных парушинах, будто камень долго ковыряли ногтями. Ольма не удержался и тоже ковырнул. На боку каменного ложа появилась новая полулунная бороздка. «Мягок, что глина!» – ухмыльнулся парень. И снова протянул ладонь. Шершавая поверхность была теплой и будто дышала. Взявшись обеими руками за край каменного ложа Ольма приподнялся и, опираясь широкой грудью на край стал разглядывать поверхность загадочного камня. У камня оказались цельные толстые и покатые, но невысокие бортики, дно плавно повышалось от середины к краям, будто большое долбленое корыто. Когда Ольма мог ходить и стоять на своих ныне беспомощных ногах, он рассматривал каменное ложе лишь издалека, потому, что будучи тогда еще ребенком немного страшился сумрачной поляны и расположенных