Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь. Александр Берзан
дружбой, а табачок – врозь?! Хм! Интерееесно…
Но, тут становится ещё интересней! На валуны, буквально падает, проходящий высоко в небе, белоплечий орлан!
– Белоплечий! Да, матёрый какой! – ахаю я, – В контрастном оперении! Ах, какой гусак! Что же ты делаешь, на Кунашире?! Сегодня – пятнадцатое апреля! Ты уже должен быть на Камчатке! Или тебя не интересуют семейные дела?
Оценив, что добыча, у белохвоста – маленькая и ему ничего не светит, белоплечий орлан тут же откланивается. Подпрыгнув с валуна, он сильными и мощными махами загребая воздух, уходит прочь. Постепенно набирая высоту, он продолжает свой, ненадолго прерванный полёт вдоль побережья острова, на север. Я провожаю его в бинокль, пока орлан не скрывается из виду.
– Да-а! Хорош гусак! Сильный, красивый, здор-ро-вый!.. Всё-таки, на Камчатку пошёл!
Если наши, местные, орланы-белохвосты смотрятся огромными, бурыми курицами, то белоплечие орланы – как гуси! Они изящны в полёте. У них другие пропорции тела. Вне всяких сомнений, они – куда лучшие летуны! Эти – воплощение красоты и мощи…
Шестнадцатое апреля. Тятинский дом. Пришла большая непогода! Взбаломошный, сильный ветер с востока, на клочья рвёт синий дым, вырывающийся из трубы нашего дома. На океане шторм. Мы штормуем…
Промежду домашними делами, я задерживаюсь посреди нашей комнаты и через наше большое окно бросаю взгляд на океан – там все волны в белых барашках!
– Белые барашки – значит, шторм шесть баллов! – замечаю я…
Под вечер, на раскачивающуюся былину прошлогодней гречихи под нашим окном, села птица.
– О! Серёж, свиристель! – не шевелясь, я стою перед окном.
Птица сразу сорвалась прочь!
– Дрозд! С хохлом на голове! – обозвал его Казанцев.
Вдогонку, я провожаю птицу взглядом: «Свиристель… Приятно было познакомиться!».
Семнадцатое апреля. Тятино. Утро. За нашим окном хлещет дождь! Порывами, рвёт сильнейший ветер с юго-востока. На океане шторм. Штормуем и мы. Я поглядываю в окно – широкую панораму серого, штормового океана то и дело размазывает пелена сильного дождя.
Наши орланы – мокрые. Один сидит на вершине одной из пихт в распадочке Банного ручья, низко-низко.
– Ниже нас! – хмыкаю я, – Никогда не видел!
– Закрылся от ветра складкой рельефа, – понимаю я его, – Молодец!
Второй орлан сидит на присаде, на гребне высокого мыса, что слева. Это местная, Тятинская пара, наши соседи…
Ночью, я выхожу из дома.
– Куааааа! Куааааа! – в нашей луже, что разлилась от дождя до размеров маленького озерца, раздаётся редкое, одиночное кваканье!
У меня – потребность поделиться новостью с напарником. Я знаю, что Казанцев не спит.
– Серёж! – захожу я в дом, скрипнув дверью, – Лягушки! В нашей луже орут!
– Так рано?! – тут же отзывается тот, с нар.
– Ну! Может, год такой? – пожимаю я плечами, – Ты выйди! Послушай, как скверутся. Первое токование в этом году!
– Ага, –