Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь. Александр Берзан
– пуганый, – поправляю я его.
– Да! – соглашается напарник, – На Тятинке, в заповеднике, от нас так не бросаются.
Мы выбираемся из траншеи ручья и подходим к его следам…
Оказывается, медведь шагал нам навстречу. И встреча с нами, для него, была также неожиданна, как и для нас. На насте видно, как зверь, буквально на полушаге, бросил своё тело в сторону, к лесу. Вырванные когтями, комочки зернистого льда раскатились далеко по поверхности наста…
– Интересно, чем он занимался? – загораюсь я и предлагаю, – Давай посмотрим? Потропим!
И мы шагаем по медвежьему следу, «в пяту». Когтистые медвежьи лапы едва отпечатались на, ещё только начавшем подтаивать, насте…
Выбрав наиболее удачный отпечаток передней лапы, я замеряю рулеткой его ширину: «Пятнадцать с половиной сантиметров!».
– Крупный.
– Угу, – согласно киваю я головой, – Я ещё в бинокль посмотрел – что он большой, хор-роший…
По следу видно, что медведь прямиком пришёл сюда от подошвы склона одной из сопок Медвежьего перевала. Мы шагаем по насту, рядом с его следами…
Вдоль подножия склона оформилась проталина маленького ручейка. Она совсем небольшая, около пяти метров в длину и пару метров в ширину. По её травянистым берегам, прямо у среза водички, видны медвежьи покопки. Закатав рукав, я засовываю руку со своим огромным ножом, в наполненную до самых краёв водой, лунку.
Сразу онемела, заломила рука.
– Какая вода! – сжимаю я, зубы, – Ледяная!
Сантиметров восемь, глубина…
Я нащупываю, на днище лунки, остаток корневища. И подрезаю его носиком лезвия.
– О-о! Знакомый запах!.. Серёж, понюхай! – предлагаю я Казанцеву, просто так, чтобы скучно не было.
– Сам нюхай! – взвивается Казанцев, – Тебе надо знать, что он ел? Вот, ты и нюхай!
– Послал же бог, напарника! – деланно возмущаюсь я, подсчитывая при этом покопки, – Ни нюхать не хочет, ничего не хочет…
– Лучше говори, сколько покопок записывать! – напарник держит в руках мой дневничок.
– Одиннадцать симплокарпуса и шесть лизихитона, – говорю я, – Здесь, он всю проталинку перетряхнул… Ладно, надо дальше тропить – может, помёт найдём…
– Пошли, тогда, дальше, – соглашается Сергей.
След показывает, что к проталине, в пойму ручья Балышева, медведь спустился с борта Медвежьего перевала. Но, он-то спускался, а нам – подниматься! Лавируя между стволами пихт, мы шагаем по насту вверх, в сопку…
Снежный склон быстро становится всё круче и круче.
– Серёж! Смотри! У медведя – та же идея передвижения по насту, что и у нас! – замечаю я на очередном перекуре, когда мы стоим согнувшись пополам и уперев руки в колени, – Когда мы идём по насту среди хвойников, то выбираем прогалины. Здесь – наст крепче, не провалишься… Он делает точно также!
– Нууу, – пожимает плечами, стоящий согнувшись рядом со мной, Казанцев, – Он не первый день на свете живёт.
Чем выше мы забираемся, тем круче склон