Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь. Александр Берзан
зима…
Саратовский борт стоит весь белый, в снегу. И по низу – следов медведей не видно уже несколько дней.
Около устья Камышовой, в первой волне прибоя, массой мельтешат озёрные чайки!
– Каа! Каа! Ки-ки-ки! Ки-ки-ки! Каа!
– Серёж! Смотри! Озёрные чайки!.. Вот он, вал их пролёта! Сколько же их! Просто, тьма!
– Ки-ки-ки-ки! Каа! Каа! Ки-ки-ки!
– Ну и крикливые же они! – морщится Казанцев от отчаянного чаячьего гомона, – Птичий базар!..
Филатовский кордон. Двадцать первое апреля. Управившись с бытовыми делами, я решаю, в одиночку, пройтись по пойме ручья Филатова…
Повсюду раздаётся короткое цыканье синехвосток! Куда ни ведёшь поле бинокля – всюду, по почве, скачут эти птички! Короткий проскок – и замирание. Замерла – и нет птички… Птичка-невидимка. Их, действительно, масса!
– Невероятно! Всё в синехвостках! – поражаюсь я, – Какой массовый пролёт!
На галечной косе ручья я, впервые в этом году, вижу жёлтую трясогузку! Это – горная трясогузка. А вот – стайки длиннохвостых птичек! Малиновое брюшко, крапчато-коричневая спинка. Свистит, эта птичка, так же заунывно и просто, как снегирь…
– Это урагус! – улыбаюсь я, – Его, ещё, называют длиннохвостым снегирём…
– Сегодня двадцать первое апреля, – думаю я, пристально всматриваясь в каждую веточку, – Вот, это да-а! Сколько пернатой мелочи вокруг! Всё птичье население движется на север!
Отцветшие ольховые серёжки валом лежат на прелой листве, на гальке речных берегов. Почва, буквально, устлана серёжками! Я раньше, как-то, этого не замечал…
Двадцать второе апреля. Ну, раз уж, мы находимся на Филатовском кордоне – решаем обследовать и этот участок острова. С утра пораньше, своей парой, мы выходим в лес. Наш маршрут – вверх по долине ручья Филатова. Начинается просто превосходный, солнечный день. Безоблачное, синее небо над головой! А, это – такая редкость, для Кунашира…
Сколько мы ни идём, следов медведей – ни одного! Час, второй…
– Заметил? Следов медведей нет!
– Ну! Какой резкий контраст с территорией заповедника!
Вот и гора Добрая показалась впереди. Теперь, её не закрывают от наших глаз кроны пихт. Высотой около пятисот метров, эта гора представляет собой очень правильный конус! Как вулкан, на картине! Вот, только, склоны – очень уж, крутые.
– Это – гора Добрая! – тычу я пальцем в сопку, – Вулкан в миниатюре!
– Ага, – отзывается напарник.
Мы шагаем дальше. Вершина сопки скрыта под шапкой сплошных зарослей кедрового стланика…
– Какой идиот назвал её Доброй? – недоумевает Казанцев, – Сань! Как гора может быть доброй или не доброй?
– Отстань, Серёж! – отмахиваюсь я от него, озираясь по сторонам, – Меня больше интересует, что следов медведей – нигде нет!
Подойдя к горе поближе, мы переваливаем между сопками вправо, в противоположную от неё сторону – в долину ручья Балышева. Кордон «Филатовский» стоит, как раз на этом ручье. Поэтому, идея наша проста – по пойме Балышева, мы свалим к кордону. И всё!