Миля дьявола. Дмитрий Безуглый
собой зрелище, безмерно оскорблявшее нравственность. Стоило представительнице слабого пола заболеть, как тут же следовало задуматься о сокрытии от посторонних глаз «постыдных» медицинских манипуляций, осуществляемых доктором-мужчиной. Глухие, плотные ширмы со специальным отверстием для рук, дабы врач мог коснуться лба заболевшей или прощупать пульс были тому спасением. Однако даже подобные жесткие меры морали и нравственности не способны были до конца избавить высшее общество от проявлений эротизма и сексуального влечения. Ведь главное все же было не отсутствие грехов, а чтобы о них никто не прознал. Именно в такой непростой ситуации оказалась покойная леди Моллиган и ее тетка графиня Уэйнрайт. И если первой было уже все равно, что о ней подумают в обществе, то второй следовало собрать всю свою волю в кулак, дабы вынести страшный позор вначале самой, справиться с этим оскорблением внутри себя, а затем стерпеть его от всех остальных. Что можно ожидать в ситуации, когда самым бесстыдным образом осквернен труп юной девушки, причем неоднократно, в то время как леди без перчаток на улице уже считалась оскорбительницей британской морали? Профессор и его друг инспектор Гилмор отлично понимали, с какой бедой пришлось столкнуться леди Уэйнрайт. Валентайн перевел вопросительный взгляд на инспектора. Тот лишь пожал плечами, понимая, что спорить с этой женщиной бесполезно.
– К сожалению, я не силен в такого рода отклонениях психики, миледи, однако сделанные мной наблюдения позволяют говорить о неких первых логических умозаключениях.
Профессор, не скрывая детали, подробно описал увиденное им в родовой усыпальнице Уэйнрайтов на Хайгейтском кладбище. После он поделился своими мыслями относительно того, кто же мог совершить такое, о чем ранее говорил инспектору Гилмору.
– Боже мой, Боже мой, – шептала потрясенная графиня, применяя всю свою выдержку. – Это просто невероятно, и… и чудовищно! Джентльмены, найдите его! Заклинаю, найдите того, кто сотворил такое с моей Эдит!
– Это сложно, – тут же вставил Валентайн. – Очень сложно.
– Почему?
– Вы не желаете огласки и я понимаю вас. Однако я не представляю себе, как можно вести расследование, если ты даже не можешь допросить человека. Ему ведь надо задавать вопросы, миледи! И не одному!
– Сэр Валентайн прав, графиня, – подтвердил Гилмор. – Рано или поздно, но об этом узнают.
– Прошу вас, – после непродолжительной паузы прошептала Уэйнрайт, а в ее глазах промелькнула боль. – Никому не следует знать о том, что…, – она запнулась, плотно сжав губы, – что ее осквернили. Это позор, и оскорбление фамилии.
При этих словах лицо графини сделалось жестким, словно высеченным из камня.
– Ограничьтесь лишь информацией о проникновении в крипту и том, что голову бедняжки отделили от тела и унесли.
– Это значительно облегчит дело, миледи, – кивнул Аттвуд, восхищаясь тем, как эта с виду хрупкая женщина противостоит такому серьезному